нам понять, для чего с 21 декабря 1680 г. по 8 мая 1681 г. кроме дьяков в Посольском приказе должен был сидеть этот деятель?!
Разумеется, Волынский не был тупицей. В 1650–1660-х гг. он успешно управлял Разбойным и Челобитным приказами, при Федоре Алексеевиче был товарищем судьи в приказе Сыскного денежного дела (не долго) и с октября 1676 г. до назначения в Посольский приказ исправно управлял Разбойным приказом (да и после вернулся в Сыскной и появлялся в Большой казне). Но, во-первых, назначение в Посольский приказ было ему не по рангу и не по влиятельности: обычно это было место «первого министра». Во-вторых, на Руси всегда придавали особое значение внешней политике, а положение в ней тогда было сложное, даже критическое.
Внешняя политика России в царствование Федора Алексеевича сводится обычно к основным посольствам и переговорам с Империей, Польшей и Турцией, затрагиваются также отношения со Швецией и Данией. Даже С. М. Соловьев, обычно подробно рассматривающий «внешние сношения», в данном случае почти целиком заменил их проблемой Украины. Действительно, Нимвегенский мир 1679 г., прервавший европейское междоусобие, возродил в Москве надежды на организацию антитурецкой коалиции христианских стран, но круг дипломатических забот царя Федора этим далеко не исчерпывается.[219] Результаты посольства в Польшу и Империю И. В. Бутурлина с товарищами были как раз плачевными. В ответ на призыв к христианской совести Ян Собеский и магнаты нагло потребовали «возвращения» Смоленщины и Украины, а имперский канцлер попросту отказался от прежней договоренности, по которой Россия уже провела военную демонстрацию против Швеции.[220]
Однако правительству Федора Алексеевича терпеливыми переговорами с посольствами К. П. Бростовского с товарищами (1678–1679), К. Томицкого и Ю. Доминика (1680), С. Невестинского (1681), а главное умелыми речами и действиями наших послов в Польше (И. А. Прончищева, И. А. Желябужского; 1680 г.) удалось удержать реваншистски настроенную шляхту от враждебных действий и даже (вопреки мнению Б. Б. Французовой) добиться некоторого прогресса на пограничных съездах 1679–1682 гг., обеспечив России безопасный западный фланг.[221]
Царю обидно было узнать об измене имперцев, однако враждебность к Швеции он демонстрировал также по просьбам посла Нидерландов Кунраада фан Кленка и датского посланника фон Габеля. Тесные отношения с Нидерландами поддерживались через московского резидента фан Келлера, к датскому королю Христиану V Федор Алексеевич отправил двух гонцов перед тем, как туда выехал посланник С. Е. Алмазов (посетивший также Бранденбург). Переговоры об антитурецкой коалиции велись с этими странами в более доброжелательном тоне и сопровождались не только взаимными обещаниями, но и реальными торговыми соглашениями. Следует отметить, что вопрос о свободе русской торговли занимал Федора Алексеевича в отношениях со всеми странами (даже вошел в договор о перемирии с Польшей), как и вечная проблема соответствия посольского церемониала рангу государства.
С 1679 г. в Москве утвердился и постоянный датский комиссар Бутенант фон Розенбуш (1679–1685). В 1680 г. Копенгаген посетил гонец М. Алексеев, а вскоре в Россию приехал посланник Гильдебрандт фон Горн, с которым завязались секретные переговоры, увенчавшиеся после кончины Федора Алексеевича не только выгодными соглашениями, но и важными шагами по умиротворению Швеции. Государь плодотворно для его преемников провел также два тура переговоров с бранденбургским посланником Г. Гессе и принял гонца курфюрста.[222]
Отказываясь совместно выступить против Турции, все государства охотно противодействовали Швеции. Отношения правительства Федора с королевством Шведским начались летом 1676 г. на пограничном съезде со взаимных угроз, хотя как раз шведы предлагали союз против турок и татар. Выход Швеции из войны в союзе с Францией способствовал установлению более дружественных отношений между государствами, суверены которых вели в 1676–1678 гг. только переписку. Однако политические трения были слишком велики. Русский посланник Ю. П. Лутохин и королевский коммерции-фактор Х. фон Кох были плохо приняты в недружественных столицах (1679–1680), перед новым шведским посланником Федор Алексеевич в июле 1680 г. демонстративно не снял шляпу. Казалось, что вскоре загремят пушки, однако Карл XI и московский государь, изъявляя друг другу неприязнь, не только не нарушали перемирия, но без шума взаимовыгодно развивали пограничную торговлю.[223]
Посольство П. И. Потемкина произвело большое впечатление на общество Франции, Англии и Испании (1680–1682) и достигло главной цели: хотя бы временно удержать Людовика XVI от нарушения нейтралитета на Рейне. Правда, позиция Франции, давно, как было известно Федору Алексеевичу, интриговавшей против России через вторые руки, была ненадежна. В ответ царские дипломаты, также через вторые руки, обратились к Римскому Папе с просьбой удержать короля от нанесения вреда планируемой антитурецкой коалиции. Более тесные отношения установились с Англией, посланник которой И. Гебден превратился почти в постоянного резидента в Москве (1676–1678).[224]
Сложнее обстояло дело с восточными соседями. Калмыки, рассматривавшиеся Федором Алексеевичем как партнеры для переговоров, пошли на заключение мира с посланником князем К. О. Щербатовым (1677). Но калмыцкий хан имел мало влияния, а авторитетный тайша Аюка пошел на нарушение своей
Аюка выступил несвоевременно: Бахчисарай сам готовился к миру с Москвой. Однако посланники в Бухарском, Хивинском и Ургенчском ханствах В. Даудов и И. Касимов сообщали Федору Алексеевичу об опасности объединения мусульманских владык против уверенно наступавшей в Азии христианской державы (1677–1678). Русский резидент в Персии К. Христофоров (1676–1684), получив новые инструкции через гонца Н. Алексеева (1676–1681), также побывавшего у шаха Сулеймана, не обнадеживал государя относительно возможного вступления Ирана в большую войну с его давним врагом — Турцией.[226]
Таким образом, к осени 1680 г., когда русские послы В. И. Тяпкин и Н. М. Зотов отправились на мирные переговоры с Турцией и Крымом, было очевидно, что момент для продолжения войны самый неподходящий. Федор Алексеевич оказался прав, приказав оставить Чигирин и не надеясь на многочисленные обещания союза против турок: пока Россия связывала султану руки, западные христианские государства могли искать себе прибыли в другом месте, не беспокоясь за тылы, да еще и шантажировать страну, которая одна страдала за всех. Разумеется, государь заранее подготовил миссию Тяпкина.
Еще в мае 1679 г. валашский посланник Билевич рассказывал в Посольском приказе об огромных (до 30 тысяч) османских потерях в последней кампании и желании турок, при уступке им части спорной Украины, пойти на мировую. Царь отписал тогда валашскому господарю о своем согласии на мир с султаном. К этому времени в Посольском приказе были систематизированы разведывательные материалы и дипломатические справки относительно Турции (за 1677–1678 гг.) и подведены итоги миссии в Стамбул стольника А. Поросукова (1677–1679). Почву для заключения мира готовило в Константинополе посольство В. Даудова (1678–1681). Тяпкин выехал в Крым лишь тогда, когда из Москвы вместе с ним был отпущен новый ханский гонец Халил-Сеги. Миссию гонца исполнял в 1679–1680 гг. в Бахчисарае дьяк г. Михайлов. Наконец, посольству Тяпкина, на котором сосредоточено внимание исследователей, предшествовало неудачное посольство в Крым стольника Б. Пазухина.[227]
В ходе переговоров В. И. Тяпкину и Н. М. Зотову пришлось отказаться от Запорожья, однако, согласно пожеланиям Федора Алексеевича и гетмана И. Самойловича (с которым осенью 1679 г. провел переговоры Е. И. Украинцев), было заключено перемирие на 20 лет. На стороне России оставалась Левобережная Украина и Киев, а Правобережье Днепра до моря и Буга не должно было заселяться. Оно предоставлялось для кочевого скотоводства, рыбной ловли и промыслов казакам и татарам, турки же не имели права строить на Днепре крепости.
Такой мир, по мысли Самойловича, был выгоднее союза с Речью Посполитой и позволял в будущем потребовать от поляков за помощь в их войне с турками
