Через полчаса у калитки появились Марат, который приехал за мной вместо Нура, и Арсен, который, наверное, ни к какому соседу с омегообразными ногами и длинным, похожим на огромный пеликаний клюв, носом из дома напротив, не ходил, а поджидал из города все равно кого – лишь бы меня поскорее этот кто- то увез отсюда.
– Ну что, Дуняша, отшлифовала свой баттерфляй? – весело спросил Марат.
– В общем-то, да, – промямлила я.
– Тогда тащи свои вещи – поедем к Нурику, он совсем тебя заждался!
– А почему он не приехал? – поинтересовалась Аза под рев самолета.
– У него какие-то проблемы на практике. Обещал все уладить и к обеду будет дома, как штык!
«Вот счастье-то! Остаток сегодняшнего дня и все завтрашнее утро, пока я не сяду в самолет, придется отвечать на его глупые вопросы!» – с тоской подумала я.
Марату даже не предложено было перекусить, рассиживаться никто не намеревался, все, кроме Варфика, хотели немедленно избавиться от меня, увидев вдалеке мою спину. Аза с Арсеном даже повеселели, разулыбались вдруг.
– До свидания, Дуняша! – воскликнула Аза и, обняв за плечи, крепко прижала меня к груди. – Желаю тебе удачно выйти замуж – чтобы брови красить, а не заплаты шить! Пусть у тебя будет молодой муж и драная рубашка, чем нарядная рубашка да старый муж! – метнула она на прощание очередной восточной поговоркой. – Мягкой тебе посадки, Дуняша! – пожелала она напоследок и, кажется, совершенно искренне. Я тоже вежливо попрощалась со всеми и вышла за калитку в сопровождении Варфика и Марата.
– Ну, прощайтесь, – смущенно проговорил старший брат, отойдя в сторонку и держа в руке мою допотопную красную сумку. Не успели мы с Варфиком благочестиво пожать друг другу руки, как подошел автобус, с треском открылись двери «гармошкой», и Марат затолкал меня внутрь вместе с сумкой из кожзаменителя.
– Пиши-и-и!.. – донеслось до моих ушей, а потом рокот самолета и рев автобуса заглушили последующие слова, если, конечно, они вообще вырвались из сахарных уст моего любимого.
Мы с Маратом всю дорогу ехали молча. Кольцо я убрала от посторонних взглядов и лишних расспросов туда же, где лежала сдача в семь рублей от покупки дезодоранта у нечестного лавочника – то есть на дно сумки, рядом с кошельком в плавательной резиновой шапочке, которая мне так и нее пригодилась, впрочем, как и гвоздичный одеколон от комаров... Лишь когда дверь-гармошка раскрылась на нашей остановке, лишь когда Марат подхватил сумку и мы зашагали по дороге к дому Соммера и Раисы, он вдруг с непередаваемой печалью, грустью, даже (мне, по крайней мере, так показалось) с сожалением, сознанием того, что уже ничего не изменить теперь, проговорил:
– Эх! Дуняша, Дуняша! – И обнял вдруг меня за плечи. Потом как-то незаметно рука его скользнула по спине и оказалась у меня на талии. Мне показалось, что еще мгновение – и он бросит сумку на раскаленный асфальт и поцелует меня прямо в губы. Точно такое же чувство я ощутила в первый день моего приезда, после ужина, когда мы остались с Маратом наедине в гостиной – он схватил меня за руку, а я разбила вдребезги гору посуды от неожиданности. – Иногда мне хочется, чтобы некоторые люди исчезли, – страстно заговорил он, глядя мне в лицо. – Нет, я не хочу, чтобы они умерли все разом, а просто – чтобы пропали куда-нибудь... Затерялись в другом измерении, в параллельном мире. И особенно в последнее время это желание возникает во мне все чаще и чаще. Как я увидел тебя в аэропорту... Да, да, – подтвердил он свои слова. – Чтобы Мирка куда-нибудь пропала с дураком Нуром, Раиса – тоже, а главное... Главное, чтоб Варфик сквозь землю провалился! И чтобы ты его никогда не видела, не знала!..
– Да что ты! Что ты такое говоришь?! – испугалась я.
– Правду, – серьезно сказал он и вдруг весело воскликнул, указывая сумкой на девушку, идущую впереди: – Видишь?
– Что?
– Девица в белых колготах вышагивает!
– Вижу, – растерялась я.
– Знаешь, почему?
– Почему? – непонимающим тоном спросила я.
– Ну смотри, какое пекло на улице, а она в синтетических колготках! Разве не странно?
– Пожалуй, странно, – согласилась я.
– Потому что у нее ноги волосатые! Да, да! А ей, бедняжке, родители их брить запрещают!
Я засмеялась и уже не ощутила того неприятного чувства, которое испытала пару минут назад.
В доме Нура мне никто особо не обрадовался – Раиса разбиралась на полке в шкафу, вытряхнув на широкую кровать разноцветные тряпки.
– Здравствуй, Дунночка, – только и сказала она и тут же заулыбалась своей обыкновенной обиженной улыбкой.
– Накупалась? – громко спросил бывший жених и прошипел мне в ухо, извернувшись, подобно ужу: – Нацеловалась?
– Тебе-то что! Завидно? – Я посмотрела на него со всем презрением, на которое была способна в свои шестнадцать лет.
Вдруг Раиса принялась запихивать обратно все тряпки в шкаф комом – наверное, еще в большем беспорядке, чем они лежали до ее «разборки». Улыбка неожиданно слетела с ее лица, и она сказала:
– Нуренок, собирайся, поедем с тобой на базар, купим Дунночке фруктов в Москву – персиков, винограда, гранатов. Ну, живо, живо! – скомандовала она, видимо, решив, что не все потеряно – дело-то еще, вполне возможно, благоприятно разрешится – выгорит дело-то! И горячо желаемый брак между цыпленком Нуром и мной состоится! – А ты, девочка, отдохни, поспи часок-другой. Маратик, ты поедешь с нами?
