машина не заперта? Джефф не мог прямо сейчас все это вычислить, так что он просто нырнул внутрь, сел и вдохнул теплый запах пластика. Ключей у него не было. Радио он включить не мог. Вести машину не мог. Но все вокруг него двигалось. Вот это мой истинный разум, или мой истинный разум – тот, которым я пользуюсь, когда не под кайфом? Ответ очевиден. Но очевидность сейчас не была очевидной.
Какая разница, думаю я или не думаю? Мы – просто мешки с плотью, и еще у нас есть специальные чувствилища, сконструированные для того, чтобы мы считали себя очень важными. А стоит стать одноразовым, как все идеи о собственной значимости улетучиваются. Я – одноразовый.
А что если у меня в голове так пусто, потому что я попал в какую-нибудь страшнейшую аварию, и мне отрезало руки-ноги, и я ослеп, но пока об этом не знаю? Если бы меня кормили и поили, но в голове у меня бы не было ни единой мысли, я лежал бы в коме, и кто-нибудь обо мне заботился бы. Я бы жил, хоть и не знал бы об этом. Ну и никакой разницы – ни для меня, ни для мира. А мне все это было бы по фигу. Вряд ли я могу что бы то ни было дать этому миру, и, если со мной случится что-то плохое, никто скучать по мне не будет.
Моя жизнь остановится. Я буду непродуктивен, как камень, и каждый день будет в точности как предыдущий. Никакого прогресса, но что есть прогресс? Новая жилетка с начесом? Больше уюта? Совершенствование приемов скейтбординга? Покупки в торговом центре побольше? Все это относительно. Правда ведь?
И кто сказал, что у нас все так уж хорошо? Может, кто-то однажды вспомнит о нас и спросит: как они могли жить такой жизнью? Это же варварство. Могут ли о нас так подумать? И варварство ли это? А? Не представляю себе, как можно было жить в трущобах девятнадцатого века или ползти на поезде по Великим Равнинам, но люди так жили. И не очень-то жаловались. Вообще не жаловались. Джефф взялся за руль. Эта штука на ощупь была как ключица странного и уродливого зверя.
В сущности, те люди думали, что за сотню лет до них жили невероятные варвары, коим уют был неведом.
Дело в том – и все это знают, – что та штука, которую мы называем цивилизацией, была изобретена греками две тысячи лет назад, и до тех высот по сей день так и не добралась. Честно говоря, в большинстве мест на земле она обычно выглядела гораздо хуже. Сегодня она уже не та. Что лучше – Красный Китай или Древняя Греция? Трущобы Рио или Древняя Греция? Вестчестер или Древняя Греция?
Джефф почувствовал, что кто-то за ним наблюдает. Быстро обернулся. Задел локтем руль, автомобиль заблеял. Если кто-то и был там, сейчас они спрятались. Яркий свет и отсутствие теней порождали собственных призраков. От искусственного дневного света становилось не по себе.
Джефф чувствовал себя как в клетке, ему было жарко, его поймали в капкан «ле-барона». Цвета его раздражали. В панике он ухватился за дверную ручку, после пары попыток открыл ее и выкатился наружу, на яркий свет. Нашарил ногами надежную твердость асфальта. Во рту у Джеффа было липко и сухо. Его поманили мигающие огни гостиницы «Рамада».
34
Дэнни оставался в кустах достаточно долго, чтобы понять, что хор сирен не имеет к нему никакого отношения. Что-то происходило, и дело было не в том, что он строил из себя Смотрителя Зверинца, и даже не в мертвом копе. Разноцветные сполохи метались по непривычно низким тучам, взгромоздившимся на крышу торгового центра. Парень, который пристрелил копа и поджег полицейскую машину, сделал что-то еще. Возможно, еще кого-то убил, еще что-то поджег. Дэнни слышал, как машины метались туда-сюда, хотя из этих кустов он мало что мог увидеть.
Дэнни попытался переступить через наручники, чтобы руки хотя бы оказались впереди, но такое срабатывало только в кино. Ключи от машины были у Дэнни в кармане. Его машина все еще стояла где-то на стоянке, но все перепуталось, он не помнил, где она. Надо еще чуть подождать, потом найти машину и как-нибудь доехать до дома. Можно ли крутить руль зубами?
У цоколя здания он услышал собачье сопение. Как сюда забрел пес? Как он мог пробежать через стоянку? Потом он услышал голоса.
– Давай, вот сюда, слышь, тут нас не засекут.
Увидев Дэнни, они не знали, что делать. Это что, какой-то очередной спятивший бомж? Потом они поняли – это тот мужик из полицейской машины. Дэнни их немедленно узнал.
– Эй, это тот извращенец. Извращенец тут прячется.
– Ты тот мужик. Ты что, сбежал?
У Дэнни горело горло. Руки болели, он чувствовал ожог на спине. Глаза слезились.
– Он типа в шоке, слышь.
– Ты в шоке, эй?
Беккет и Терри подобрались поближе к Дэнни, оглядели его.
– Слушай, он еще в наручниках. И обгорел!
– Блин, идиот, он был в полицейской машине, которая на хуй вся сгорела.
– Эй, ты как? Нормально?
Дэнни выдавил из себя односложное «Нет».
– Нет?
– Нет. Не нормально. Помогли бы вы мне.
– А чего это мы тебе должны помогать?
Терри протянул руку:
– Дай я посмотрю наручники. – Дэнни повернулся и показал Терри скованные запястья.
– А больно? – Терри потянул, Дэнни дернулся вперед, пикируя лицом в землю.
Беккет отпихнул Терри.
– Эй, слушай. Не надо так.
К Дэнни приблизилась Шелл:
– Это тот мужик, который заглядывал в примерочные. Ему нравится, как выглядит пизда. Тебе нравится, как выглядит пизда?
Дэнни попытался одним прыжком вскочить на ноги, но Терри уцепился за его рукав. Шелл продолжила допрос:
– Хочешь увидеть мою пизду?
– Я просто хочу домой.
Где-то прогремела пулеметная очередь – в сонном ночном пейзаже этот звук показался почти естественным.
– Где коп, который тебя арестовал?
– Убит. Кто-то его прикончил.
– Bay. Типа, как в Калифорнии было.
Появилась Адель, продралась сквозь кусты:
– Куда вы делись, а?
– Ты с Джеффом говорила? Где Джефф?
– Смылся.
– Только бы он к лесу не пошел. Там этот маньяк.
Дэнни вспомнил еще несколько слов:
– Я его видел, маньяка.
– Видел?
– Помогите мне с этой штукой.
– И какой он?
Дэнни решил совершить обмен: он им что-нибудь расскажет, а они ему помогут.
– Бешеный. Псих.
Терри ухватился за слово, как за игрушку.
– Бешеный. Он самый! «Бешеный маньяк-убийца». Сегодня вечером у нас тут чрезвычайная ситуация, бешеный маньяк-убийца. Он поджег торговый центр, убил нескольких копов. Продолжение в одиннадцать!
– Там, в лесу, стреляют. Даже по телику показывают. «На всех телеэкранах мира!»
Дэнни сделал вид, что ему интересно.
