говорит: „Нет, Туполев, с самим содержанием не могу сказать, как это будет“.
Казалось бы, такой ответ мог поколебать его авторитет в глазах молодого, критически настроенного студента. А реакция получилась совершенно другая: сегодня он еще не знает и прямо говорит об этом, но он думает над этим, и не сегодня-завтра именно у него же можно будет узнать. Это тянуло к нему. Раз встретившись с ним, человек оставался с ним на всю жизнь».
H. E. Жуковский умер в санатории «Усово» 17 марта 1921 года. Он был отпет в еще действовавшей домовой церкви Московского технического училища и при большом стечении народа похоронен на Донском кладбище.
«Его светлое имя ныне отходит в историю. Но пленительный образ Николая Егоровича всегда будет с нами», — сказал над могилой ректор 2-го Московского университета профессор, а впоследствии академик (с 1929 года) Сергей Алексеевич Чаплыгин. После смерти Жуковского Чаплыгин, выдающийся русский физик, математик и аэродинамик, возглавил коллегию ЦАГИ. А. Н. Туполев на собрании научных сотрудников ЦАГИ единогласно был избран товарищем директора института и заведующим авиационным отделом с гидроавиационным подотделом и как следствие — членом коллегии ЦАГИ.
Наступила пора активной практической деятельности. И начинать ее надо было с решения принципиальных, стратегических вопросов: выбора схемы аппарата, выбора материала для его создания. Остановиться ли на привычной для всех схеме биплана или начать изучение нового — схемы свободнонесущего моноплана? Конструктор выбрал второй путь, и жизнь показала, что он не ошибся.
При этом невозможно было упускать и насущных жизненных вопросов: где достать ведро картошки, сажень дров?..
Впоследствии, объясняя, почему было решено остановиться на схеме моноплана, Андрей Николаевич писал: «В течение длительного времени под руководством H. E. Жуковского мы работали в аэродинамической лаборатории, проводя продувки сотен различных профилей крыла и компоновок самолета. И если после этого мы бы взялись за биплан, то это означало бы, что у H. E. Жуковского мы ровным счетом ничему не научились».
С позиций сегодняшнего дня события тех лет легко анализировать, легко разбирать принятые решения и давать оценки. А в те послереволюционные годы для грандиозных свершений явились тысячи самоотверженных «творцов» — чаще искренних, но малообразованных, а порой мошенников, в духе того времени выражавших готовность уже завтра построить гигантские самолеты и танки, избавить человечество от болезней и голода, проложить туннель через центр Земли или высадиться на Марсе. Достаточно вспомнить сочинения выдающихся литераторов того времени: А. Н. Толстого, М. А. Булгакова, В. В. Хлебникова, И. Ильфа и Е. Петрова и других — сколь значительное место в их творчестве занимает фантастика. Андрей Николаевич Туполев уже тогда, в начале 1920-х годов, был сложившимся человеком и блестяще образованным инженером, чьи взгляды не могли поколебать ни «грядущая победа мировой революции», ни скороспелые заявки на «пролетарские изобретения».
По темпераменту Туполев был типичным сангвиником — живым, быстровозбудимым человеком с легко меняющимися эмоциями. Его отличала исключительная наблюдательность, настойчивость, целеустремленность, крестьянское стремление на собственном опыте проверить инженерные находки. Еще Н. А. Жуковский подметил врожденную «рукастость» Туполева и особенно за это его ценил: тот владел и выколоточной киянкой, и сварочной горелкой, и клепочным молотком, умел работать на большинстве станков того времени. Систематизированные инженерные знания, полученные в ИМТУ под руководством Жуковского, овладение теорией эксперимента, обширные практические навыки позволили Туполеву впоследствии создать свою конструкторскую школу, которой мы обязаны многими советскими самолетами.
Туполева как человека и творца отличала исключительная целеустремленность — ради главного дела своей жизни он сознательно отказался от многих соблазнов, твердо подчинив свою жизнь сразу нескольким жестким правилам. Редкая, абсолютная целеустремленность — главная черта его характера. Все остальное было поставлено на службу главному: необыкновенное терпение и осмотрительность, скрупулезность, умение взглянуть на проблему с самой неожиданной стороны. Несмотря на присущее ему самолюбие, Туполев умел признавать свои ошибки, но потом, по прошествии времени, на новом этапе, вновь доказывать несуществующим оппонентам свою правоту. Ему была свойственна определенная ограниченность интересов: он уклонялся от политической активности, не был болельщиком, не играл в карты и шахматы, что было тогда очень популярно, ничего не коллекционировал. Никогда не позволял себе тратить время на волокитство. Но и одержимым его нельзя было назвать — при всей своей целеустремленности от жизненных благ он вовсе не отрекался. Его увлечениями были чтение, автомобилизм, любительская киносъемка, совсем немного — театр, охота, поделки (до конца жизни Андрей Николаевич любил вырезать и строгать перочинным ножиком).
С возрастом честолюбие, азарт и самонадеянность он сдерживал уздою глубочайшего чувства юмора, «бережно намываемого» и мудро расходуемого. Возможно, в этом причина того, что в своей жизни Туполев не знал крупных неудач и тяжелых поражений.
Изредка он бывал на стадионе, но не болельщиком, а скорее наблюдателем. Интерес к людям не пропадал в нем никогда. Выпивал нечасто и понемногу, был гурманом, предпочитая русскую и французскую кухни. В этом плане его стимулировала приходящая домработница «из бывших», по рекомендации нанятая Юлией Николаевной еще в «голодные годы», умевшая приготовить не только французский «луковый суп», но и утонченные блюда из сыра, мяса и птицы. Туполев любил сладкое, отчего был несколько тучен. При росте 176 сантиметров он весил далеко за 90 килограммов.
«Беллетристику почти не читаю; читаю в основном книги по технике, газеты. Кино не люблю. Люблю драматические театры, путешествия. Люблю сатиру и юмор, иногда читаю детские книги. Мои любимые писатели — Толстой, Достоевский», — говорил он в беседе с психологом П. М. Якобсоном, подробно исследовавшим работу Андрея Николаевича в 1933 году. Интерес к природе талантливости и гениальности в 1920-е годы был очень высок, но человеческая природа, в отличие от природы социальной, не подчинялась законам классовой борьбы и не спешила отдавать свои тайны.
Сугубо моногамным было и его отношение к женщинам: супруга Юлия Николаевна всегда была для Туполева единственной во всех смыслах этого слова. Он относился к ней с подчеркнутым вниманием и уважением. Юлия Николаевна, человек в высшей степени воспитанный и доброжелательный, отвечала супругу нежным участием.
Выдающийся американский ученый, нобелевский лауреат в области физиологии и медицины Джеймс Уотсон, который в 1962 году получил эту премию за открытие структуры молекулы ДНК, в одном из своих интервью сказал: «Никогда не тратил времени и мозгов на романы — находил им лучшее применение». Думаю, эти слова мог сказать и А. Н. Туполев.
Юлия Николаевна Желтикова — впоследствии жена А. Н. Туполева, происходила из титулованной дворянской семьи, окончила частную гимназию Ржевской. Фамилия Желтиковых была достаточно широко распространена на Руси, нередко звучала в исторических документах. К сожалению, об отце Юлии Николаевны ничего не известно: тема эта никогда не поднималась в семейных разговорах.
Прекрасно начитанная, литературно и музыкально образованная, лично знакомая с некоторыми выдающимися представителями русской советской культуры, Юлия Николаевна отличалась безукоризненным художественным вкусом и в этом отношении значительно обогатила Андрея Николаевича.
Женившись на Юлии Николаевне, внешне мужиковатый Туполев, к удивлению ее матери и своей тещи — Енафы Дмитриевны, сразу показал себя нежным и заботливым семьянином. Свадьбы не было: в те годы официально они считались социальным атавизмом, заблуждением и в новых советских семьях были просто не приняты. Зарегистрировавшись в ЗАГСе, молодые недолго посидели с родными за скромным столом, отметив знаменательное событие в своей жизни.
Туполев никогда не был скопидомом, а умение все сделать своими руками, помноженное на крестьянское трудолюбие, в те годы было просто золотым и вскоре принесло плоды. Переехав в квартиру жены — на Долгоруковскую улицу (с 1924-го по 1992-й — Каляевская), он быстро оборудовал дом столь необходимой в те годы бездымной печкой, собрал нужную мебель, наладил водоснабжение. Отвыкшие от удобств женщины были счастливы.
В отношении домашнего уклада и распорядка Андрей Николаевич с годами стал консервативен. В молодости ему нравились шумные застолья, с речами, пением и розыгрышами, где он, однако, редко брал на
