У Алены есть знакомый Вова – сосед четырех лет. Алена при встрече присаживается перед ним на корточки, гладит его по волосам и приговаривает: «Вова умный, Вова красивый, Вова лучше всех». А Вова смотрит ей в самые зрачки и не мигает. И даже реснички не дрогнут. Если же ему вдруг сказать: «Вова плохой», – он тут же поверит, тут же обидится и зарыдает горькими слезами.
Примерно те же взаимоотношения у нее с Николаевым: Алена гладит его по лицу и говорит: «Ты – мой любимый. Ты единственный. Ты – лучше всех». Николаев тоже смотрит ей в глаза, и на его лице – выражение глубокого внимания.
Алена была искренна в те минуты. Но если бы она пустилась на прямую грубую лесть, Николаев не заметил бы подмены.
Эта потребность в подтверждении происходила от неуверенности в себе. При внешнем комплексе превосходства он все же ощущал комплекс неполноценности. Он себе не доверял. И уверенность Алены была ему просто необходима для удельного веса. Чтобы не всплыть на воде. Чтобы не взлететь от ветра с поверхности земли.
Было начало третьего.
Совещание у директора все еще продолжалось. Перед его дверью сидела воспитанная секретарша – женщина с остановившимся возрастом. Ей можно было дать тридцать, и сорок, и пятьдесят.
Секретарша с тщательно скрываемым неодобрением посмотрела на Алену и спросила:
– Что вы хотите?
– Мне нужен Николаев, – ответила Алена и села в независимой позе, закинув ногу на ногу.
Алена боялась, что Николаев после совещания может сразу уйти, не заглянув в кабинет. Тогда придется приезжать в другой день. А ей удобна только среда, когда в школе нет пения. Три выходных дня в неделю плюс три месяца летних каникул, не считая весенних и зимних, входили в преимущества ее неблагодарной, малооплачиваемой специальности.
В приемную то и дело заглядывали научные сотрудники и сотрудницы.
Алена делила всех людей на мужчин и женщин. Женщин она делила на тех, кто с бровями и без бровей.
Последняя мода советовала женщинам щипать брови и тем самым открывать глаза. Открытый глаз лучше виден окружающим и больше видит вокруг себя, чем тот, что занавешен широкими бровями. И даже если женщина, торопясь по делам, проскочит мимо своего счастья, то счастье само увидит ее глаза и придержит за локоть.
Мужчин Алена тоже делила на две группы.
Первая – с открытым поиском. Они открыто ищут свое счастье и смысл жизни. Им интересны и тайны Земли, и тайны любви. Как правило, эти мужчины не находят ни того, ни другого. Чтобы найти что-то одно, нельзя отвлекаться на другое. Но есть и такие, которые успевают и преуспевают и тут и там. Именно их пытаются выделить из общей массы девушки с выщипанными бровями.
Вторая категория мужчин – без поиска. То ли они все для себя нашли, то ли ничего и не искали. Эти, как правило, не исповедуют никакой моды. Их не интересует свое внешнее решение.
В приемную заглядывали женщины с бровями и мужчины без поиска. Они с некоторым удивлением взглядывали на Алену, а потом на секретаршу, как бы спрашивая: «А это что?» Именно не «кто», а «что». Алена выглядела так, будто явилась не в научно-исследовательский институт в рабочее время, а в ночной бар, который бывает открыт во время кинофестивалей. На ней были черные атласные брюки-юбка и серебряная майка, под которой отчасти угадывалось, а отчасти просматривалось ее молодое нежное тело.
Она явилась из вечера, а это был день. Она явилась из праздника, а были будни. И еще она подозревала, что, с точки зрения окружающих, явилась не из высокого праздника, а из бездумья и шабаша, на который ходят ведьмы и черти. И не всякий туда пойдет.
В какую-то минуту Алене захотелось подняться и уйти, но в этот момент растворилась дверь и из кабинета директора вышли люди. Почти все они были без поиска либо с тщательно скрываемым поиском.
В середине мини-толпы шел грузный человек с чуть просторными и чуть приспущенными штанами.
Алена была убеждена, что люди произошли не поголовно от обезьян, а каждый от своего зверя. Алена – от кошки. Николаев – конь, но не крупный, а пони. Возможно, и осел. Этот, в середине толпы, происходил от льва. У него было тяжелое царственное лицо. Каждая черта в нем была тяжела и значительна. Алена догадалась, что это директор. Директор молчал, но внимание всех людей было направлено в его сторону, как стрелка компаса к северу.
Какой-то человек что-то говорил директору, суетясь словами и интонацией. Директор слушал, и по его лицу было заметно, что ему это неинтересно. У директора было такое выражение, будто ему тоже все надоело. Но не сегодня, как Алене, а лет двадцать назад. И с тех пор каждый день. Это было застарелое хроническое «надоело».
Что ему надоело? Работа? Нет. Он, похоже, любил и понимал свое дело. Мужчине дело не надоедает.
Жизнь? Нет. После пятидесяти люди понимают и ценят жизнь.
Может быть, он мучает женщину и мучается сам? А может быть, он мучает двух женщин и мучается вдвойне.
Директор слушал человека, который что-то пришептывал и приплевывал ему на ухо – доказывал, что он тот самый гений, которого ищут, ищут, не найдут. Директор, должно быть, слышал это не раз. Ему хотелось сказать: «Да замолчите вы, надоело». Но перебивать было неудобно. Он слушал терпеливо, и глаза его были свинцовые...
Алена поднялась со стула. Переходила глазами от одной головы к другой. Николаева не было. Она сначала почувствовала, что его нет, а потом уж увидела, что его действительно нет. Пропустить его она не могла. Значит, его нет и не было.
Алена протиснулась к директору и спросила:
– А где Николаев?
Директор посмотрел на Алену, будто она была движущийся предмет. Не «кто», а «что».
– Какой Николаев? – не понял директор.
– Из отдела технической информации, – подсказали за спиной.
– А... Николаев, – вспомнил директор. – А в самом деле, где Николаев? Почему его нет?
– Может, забыл? – предположил тот, что нашептывал.
– Ну, нет... – сказал другой.
– Почему же нет? – оживился директор. – Вполне мог и забыть. Молодой человек, а никакой ответственности. Никакого тщеславия!
– На себя лучше посмотрите, – обиделась Алена.
– В каком смысле? – Директор посмотрел на Алену. В его глазах обозначилось любопытство.
– Он схему три месяца чертил, а вы ее потеряли.
– Какую схему?
– Ну не схему... Чертеж... Он с утра до вечера над ним сидел, только про него и говорил. Всю голову своим чертежом заморочил. А вы потеряли.
– Я?
– Ну, не вы. Кто-то из ваших. Тоже начальник.
– Как же так?
– А я откуда знаю? Наверное, положил куда-то, а куда – забыл. Может, в такси оставил, пьяный был...
– А почему я об этом ничего не знаю? Где Николаев?
– Я первая спросила.
Директор оглядел присутствующих.
– Я его сегодня не видел, – сказал один.
– Может, заболел, – предположил другой.
– Заболел... – задумчиво догадалась Алена. – У него хроническая пневмония. Он вообще простудливый.
