Нефар вдруг ослабела и выпустила мою руку. Мне пришлось держаться за стену, чтобы подняться на ноги.
В моем мозгу в тот миг, соперничая друг с другом, пронеслись, наверное, сотни, тысячи мыслей, впечатлений и эмоций: изумление, потрясение, недоверие, ужас, радость, восторг по поводу того, что задуманное, спланированное и разработанное нами в конце концов проявилось в реальном мире… все это заполняло мой рассудок тысячью отдельно звучащих, пронзительных голосов. Но вслух я хрипло произнес:
– Почему?
Внезапно наступившая тишина говорила о многом. И то, как Акан, который походил на кого угодно, только не на себя, отвел взгляд, то, как Нефар медленно приблизилась ко мне, робко, словно птица крылом, касаясь моих пальцев.
– Ну, пожалуйста, Хэн, какое это имеет значение? Разве ты не видишь, что мы совершили? У нас получилось, Хэн, мы изменили историю – и только это важно!
Я медленно покачал головой, не в силах отвести глаз от Акана. Фараон.
– Нет. Это моя роль.
Нефар ласково улыбнулась:
– Хэн, прошу тебя. Нам нужно здесь прибрать. У нас мало времени.
До меня начало доходить, что все происшедшее не было для нее неожиданностью. Она заранее знала, что задумал Акан. «В конце концов, останутся только двое».
Охваченный яростью и нетерпением, не смея поверить в ужасное предательство, я грубо схватил ее за руку.
– Почему?
Не сожаление омрачило ее глаза, а скорее нетерпение и… жалость.
– Хэн, подумай сам. Акан гораздо больше подходит для роли фараона. У него есть интеллект, идеалы, цель…
Мое замешательство постепенно уступало место чему-то гораздо более трезвому, более острому. Чему- то близкому к пониманию.
Голос мой прозвучал удивительно бесстрастно, когда я сказал:
– Но не смелость для совершения убийства.
Я медленно обвел комнату взглядом, словно видя ее в первый раз. Запятнанные кровью занавеси, стены, пол. Прислужница, лежащая в неуклюжей позе в углу – там, куда оттащила ее Нефар, брошенное на пол опахало. У раскрашенной золотом кровати – лужа густой, как масло, крови, а на ложе – тело человека, который когда-то жил, дышал и правил самой могущественной нацией на свете, а теперь вот лежит с разъятой грудной клеткой, где на месте сердца остался лишь сгусток крови. В комнате пахло смертью, болезнью и страхом.
Я поднял глаза на Нефар. Ее лицо испещрили пятна крови, мелкие, как следы мушиного помета, а спереди на тунике расплылось большое ярко-красное пятно змеевидной формы. Я почувствовал, как к горлу подступает тошнота, но не понял только, от гнева это или от отвращения.
– Ты знала. – Я с трудом выплевывал слова. – Вы задумали это, вы двое – без меня.
Глаза Нефар выражали отчаянную мольбу.
– Хэн, прошу тебя, прояви благоразумие. Ты ведь знаешь, что так будет лучше! Все, что я делаю, я делаю для нас – ради магии, ради того, чем мы собираемся стать, ради нашего предназначения!
Ах, наконец-то я подыскал название для боли, пронзавшей мою грудь, сводившей судорогой живот и отдиравшей живую плоть от горла. Предательство. Холодное и черное, горячее и красное.
Я услышал шум воды, когда Акан выходил из бассейна, но, обернувшись, я увидел вовсе не друга, а странного уродливого фараона, направляющегося ко мне присущей ему ковыляющей походкой. Он заговорил, но не голосом Акана, он поднял руку, но жеста этого я прежде не видел. Я в замешательстве непроизвольно отступил назад.
Он произнес мое имя:
– Хэн…
А потом замолчал, словно напуганный звуком собственного голоса. Он опустил взгляд на свою вытянутую руку, и в глазах его отразилось изумление. Озабоченно осмотревшись по сторонам, он наконец отыскал зеркало из полированной бронзы и поднес его к лицу. Он долго молча смотрел на свое отражение. Зеркало выскользнуло из его пальцев и со стуком упало на пол.
Он посмотрел на Нефар с полуоткрытым от изумления ртом и горящими глазами.
– Что мы сделали! – прошептал он. Потом, обращаясь ко мне: – Хэн, что мы сделали! Как ты можешь препираться из-за каких-то мелочей, когда очевидно то, что мы свершили! И это только начало!
Он прижал обе ладони к лицу – лицу, которое ему не принадлежало, а потом, издав радостный вопль, раскрыл объятия, и Нефар бросилась к нему. Они неистово, восторженно обнимались, а я смотрел.
Я сказал:
– Вы меня использовали. Использовали мою сильную руку и волю, чтобы добыть это место, а после украли у меня победу.
Нефар и Акан оторвались друг от друга; восторг на их лицах сменился смущением, показавшимся мне искренним.
– Хэн, победа – наша, общая, – уверенно заявил Акан.