Мне вспомнились обрывки услышанных историй, рассказанных шепотом поздно ночью, – настолько страшных, что их наверняка специально придумали. Один молодой маг, пытавшийся превратиться в змею, потерял кожу и изжарился до смерти на безжалостном солнце. Другой умер ужасной медленной смертью, потому что его легкие самореконструировались вне тела. И еще один в муках провел остаток дней, на четверть превратившись в кошку. Не иначе как просто россказни. Но все же дело было серьезным – из тех, что не стоит затевать без подготовки или напоказ. Неужели я позволил втянуть себя в подобную ситуацию?..
Тем не менее я расставил ноги пошире, повернул руки ладонями вверх, закрыл глаза и попытался сконцентрироваться на центре тела. Спустя несколько мгновений я понял, что сегодня ничего, кроме унижения, не испытаю.
На подобные сложные превращения и у опытного мага может уйти несколько часов, а то и дней полной концентрации воли. Даже для самых способных из нас дело не просто в желании, способном вызвать какое-либо проявление. Сначала внутри человека, в его сознании, должны произойти тысячи крошечных трансформаций, а уж потом начинается внешнее превращение. И если хотя бы один из этапов не завершен, рухнет целое. Как и всякая магия, это в той же степени наука, что и искусство.
Я устал от предшествующих усилий, испытывал злость и раздражение, меня отвлекало присутствие девушки, и вдобавок болели пальцы. Мне не удавалось даже успокоить дыхание…
Гнев лишал меня остатков здравомыслия: я хотел было наброситься на Нефар с кулаками, как вдруг произошло невероятное. Я почувствовал ее пальцы на своей руке и покалывание от переноса энергии, очень похожего на то, что она использовала для излечения моих пальцев. Я смутился. Это приятное ощущение немного подпитывало, но оставалось при этом каким-то бесцельным, сбивающим с толку. Прежде чем открыть глаза, я немного помедлил, и в то же мгновение все изменилось. Я увидел на белом экране закрытых глаз тень крыла, почувствовал прикосновение к щеке поднятого птицей ветерка и услышал ласковый шелест перьев в полете. Нефар громко ахнула. Я открыл глаза.
Акан, вновь накрыв меня тенью, устремился вниз. Он слегка задел крыльями мое лицо, взъерошил волосы, и что-то сладкое, чистое и сильное перешло из его сущности в мою. Это вселяло ужас, поглощало полностью – словно в мою душу ворвался неудержимый поток, – и я вдруг понял, да, со всей ясностью осознал, что такое стать соколом. Пребывая в состоянии легкого экстаза, я погрузился в Единство. Меня подняло в воздух на крыльях его тени. Я летел. Я состоял из перьев, хрящей и пористых костей, я принял форму птицы.
Девочка Нефар становилась все меньше и меньше. Ее глаза, следившие за нашим полетом, были широко раскрыты от восторга и изумления. И тут я засмеялся, но звук показался мне резким и диким – так незнакомо звучал исходящий из моей гортани чужой вибрирующий голос. Я посмотрел на своего товарища, соученика, на это существо, которое никогда толком не знал. Я почувствовал его удивление – такое же сильное, как мое, я ощутил его восторг. Я снова заклекотал, и он ответил мне радостным, пронзительным и хриплым криком, наполнившим мои легкие дыханием и поднявшим меня ввысь. Я кувыркался в воздушных потоках в приливе неподдельного счастья.
Каким прекрасным казалось мне это парившее рядом сильное существо, на крыльях которого, подобно золоту, сверкал солнечный свет. Каждое перышко, встречавшее на пути сопротивление воздуха, колыхалось в особом ритме, широкие распахнутые крылья вырисовывались четким силуэтом на сверкающей пустоте небес. Огромная, но грациозная птица, совершенство движений которой могло бы вызвать слезы на моих человеческих глазах. А как прекрасен был я – создание, вылепленное из огня и дуновения ветра, повелитель замершего внизу мира и всего того, что проносилось вдали.
Я был чудом, радостью, звуком каждого восторженного крика и каждого взрыва смеха, вырвавшегося когда-либо из гортани, и каждой песней, спетой когда-либо. Я сам стал экстазом.
Мы парили и скользили в воздушных потоках, то поднимаясь, то опускаясь вниз. Плодородная долина Нила казалась разноцветным лоскутным одеялом, состоящим из разнородных кусков. Вот верхушки деревьев едва различимы, а вот они так близко, что можно рассмотреть в гнездах маленьких птичек отложенные ими яйца. Очертив широкий круг, мы вернулись – случайно или инстинктивно – к тому месту на краю пустыни, где оставили Нефар. С высоты она казалась совсем маленькой – пятнышко на просторах разворачивающегося под нами мира – и не имеющей никакого отношения к нашему эгоцентричному великолепию, так что мы на время о ней позабыли. Но, вероятно, оставался еще некий особый импульс узнавания, и мы, снижаясь кругами, постепенно к ней приближались.
Нефар внизу становилась все четче и четче – крошечная глиняная куколка, не более бусинки на ожерелье. Но вот она выросла до размеров резного изображения на дощечке, а потом до размеров девушки. Приняв позу трансформации, она повернула ладони вверх и запрокинула голову. Ее желание казалось почти осязаемым. Оно притягивало нас, подобно восхитительному запаху, а мы и не думали сопротивляться…
Мы кружили над ней, исполняя радостный танец, взмывали ввысь, расправив крылья, и, сложив их, бросались вниз. Оторвавшись от земли и пребывая в этом счастливом состоянии, мы поддразнивали, звали и манили. Как же это получилось – как проявилась магия, накопленная и вспыхнувшая между нами? Даже и сейчас я не в состоянии описать механику свершившегося события. То, что заключалось в ней, помноженное на скрытое в нас и увеличенное экспоненциально в той степени, чем стали все мы, – вот, видимо, что повлияло… Невероятно, но не подлежало сомнению: в какой-то момент совершенной чистоты она тоже трансформировалась. Теперь нас стало трое.
Не знаю, как долго парили мы в заново открытом мире: часы или только минуты? Распад произошел внезапно, и он поверг нас в ужас. Первым знаком явился водоворот перьев, бросившийся мне в лицо. Я заметил, что они отрываются от красновато-коричневого тела Нефар, летевшей впереди и выше меня, но начавшей теперь быстро снижаться. Не успев еще понять, что ее крики выражают более не радость, а страх, я почувствовал, как собственные перья начинают твердеть и трескаться. Перестав быть живыми, дышащими носителями света и воздуха, поднявшими меня ввысь, они стали сухими и хрупкими и опадали с моего тела, как листья с дерева при сильном ветре. Кости мои начали терять пористость, становясь тяжелыми и грубыми, отчего я постепенно утрачивал чувство равновесия и навигационные инстинкты. Я беспомощно кувыркался в воздухе, видя перед собой попеременно небо и землю, которая с каждым оборотом пугающе приближалась.
Я вскользь заметил, как мимо меня, кувыркаясь, пролетел Акан. Мои тревожные крики звучали в унисон с его воплями. Навстречу неслись темные поля, острые пики деревьев. Блеснуло что-то сине-зеленое, я подумал, что это, наверное, вода, и попытался нацелиться на нее с мыслью о приводнении, но промахнулся, и ко мне с тошнотворной быстротой понеслась твердая земля пустыни. Перед глазами замелькали бело- золотистые вспышки и расчерченное синими полосами небо. В тот момент во мне оставались лишь самые простые признаки птицы, и я, хотя и собрал в себе всю силу воли, прекрасно понимал: удержать даже это немногое надолго не смогу.
Когда земля приблизилась настолько, что я почувствовал, как ко мне поднимается от нее поток горячего воздуха, и почти смог различить отдельные песчинки, я сконцентрировал все оставшиеся во мне силы в
