пока Джек снова не заговорил:
— Что ты сделал с моим сюртуком, черт побери?
Джеймс поежился. Черт! Он думал, что Джек не заметит. Он надеялся, что Ричардс устранит последствия рукоделия леди Стэндон, чтобы его брат ничего не заподозрил.
Но Джек, который всегда смотрел в корень, мог задать тот единственный вопрос, которого Джеймс хотел избежать.
«Что ты делал без сюртука?»
На самом деле важнее, что он делал, когда его сюртук вернулся на место. Но Джек, слывший в свое время самым отъявленным лондонским повесой, считал, что скандальные действия совершаются без сюртука. Джеймс тоже так думал всего час назад.
Когда леди Стэндон втянула его в поцелуй, надевая сюртук.
— Джеймс, что случилось с моим сюртуком? — повторил Джек.
Не обычное «Паркертон» или насмешливое «ваша светлость», но просто Джеймс.
— Леди Стэндон решила, что он плохо сидит…
— Конечно. Ведь это мой сюртук!
— Ну, она этого не знала.
Джек с нарастающим неудовольствием разглядывал свой сюртук.
— Ты мог бы сообразить и сказать ей.
— Ты же знаешь, что я не мог этого сделать, — защищался Джеймс.
Джек встал перед ним с упрямой решимостью, которая веками держала Тремонтов на плаву.
— Почему?
Это был хороший, даже, можно сказать, разумный вопрос.
Переминаясь с нош на ногу, Джеймс смотрел поверх плеча Джека. Что он мог сказать? Уж конечно, он не мог сказать правду.
«Джек, я не могу сказать леди Стэндон правду, потому что тогда она, возможно, не позволит мне снова поцеловать ее».
— Джеймс, что она сделала с моим сюртуком?
И снова сказать правду означало сообщить Джеку, что он снял сюртук в ее присутствии, а это скользкая тема.
— Я дам тебе новый, — предложил он. — Дюжину новых сюртуков, только отцепись, Джек.
— Нет!
— Господи! Джек, это всего лишь сюртук. И нечего причитать, как тетя Джозефина.
— Не хочу я новый сюртук. Даже целую гардеробную сюртуков. Мне нравится этот, — упрямо твердил его брат. — Такой, каким он был.
Если бы Джеймс мог объяснить, что жертва того стоила.
Но у него не хватало смелости. Он сам себя не понимал. Сначала он ввязался в эту шутку с поисками мужа для леди Стэндон, а потом поцеловал ее.
Буквально поглощая ее… словно вычеркивая губами мужчин из ее списка, пока не останется только одно имя.
Подняв глаза, он увидел, что Джек уставился на него, словно догадался о правде.
Конечно, он это сделал.
— И пока мой сюртук погибал, что ты делал без него, Джеймс? Без сюртука?
Черт побери! Тяжело иметь брата, который в свое время был отъявленным повесой.
К счастью для Джеймса, эта инквизиторская пытка прекратилась с появлением Миранды.
Никогда в жизни он не был так рад видеть свою неугомонную невестку.
— Паркертон, вы вернулись. Целый и невредимый, — сказала Миранда, спускаясь с лестницы. — Джек вел себя так, будто вы сбежали с цыганским табором. — Подойдя к мужу, она окинула обоих мужчин взглядом, после чего обратилась к Джеймсу: — Расскажите, чтобы узнали о леди Стэндон сегодня. — Она оглядела пустой холл. — Боже милостивый! Где слуги? И что вы тут делаете? Пойдемте в гостиную и велим подать чай. Думаю, вы проголодались.
— На мой взгляд, он сыт, — пробормотал себе под нос Джек, когда Миранда направилась в гостиную.
— Джек! — предупредил брата Джеймс.
Снова Миранда взглянула на них, и Джеймс изо всех сил старался не переминаться с ноги на ногу и не отводить глаз. Жена Безумного Джека столь же проницательна, каким был ее отец, и видит суть сквозь любые отговорки.
— О чем вы тут оба бормочете? Мне любопытно, что Паркертон узнал о леди Стэндон сегодня.
— Да, Джеймс, — поддержал жену Джек, — расскажи. Все! — Ухмыльнувшись, он многозначительно указал взглядом на сюртук.
Не обращая на них внимания, Миранда дернула колокольчик, потом села, сложив руки на коленях, в позе учительницы, ожидающей ответа ученика.
— Ей нравятся красные платья, — сказал Джеймс.
— Любит щеголять в них или без них? — тихо бросил Джек, проходя мимо брата, и сел рядом с женой.
— Красные платья, говорите? — протянула Миранда. — Я бы о леди Стэндон такого не подумала. Но должна сказать, пурпурный цвет восхитительно ей пойдет.
Вряд ли бы Джеймс использовал слово «восхитительно». Скорее «соблазнительно».
— Что-нибудь еще? — торопила Миранда.
— Паркертон? — снова окликнула его Миранда.
— Папа, ты наконец дома, — послышалось от двери. Арабелла. На вид до кончиков ногтей царственная особа.
Он улыбнулся ей, что делал нечасто. Дочь действительно была его гордостью и радостью. Но он не хотел, чтобы она об этом знала. Иначе она станет вертеть им, как хочет.
Сев в кресло рядом с ним, Арабелла улыбнулась в ответ:
— Судя по рассказам дяди Джека, ты сошел с ума и скорее всего, закончишь в канаве в Челси.
— Вряд ли… — У него не было времени возразить, поскольку дочь продолжила:
— Ты действительно ездил на Петтикоут-лейн? Должна сказать, дядя Джек все это выдумал.
— Ездил.
Арабелла разинула рот. Она смотрела на отца так, будто у него вторая голова выросла.
— Что ты там делал?
— Сопровождал леди Стэндон, пока она делала покупки.
— Она покупает там? — Потрясение на лице Арабеллы сменилось ужасом.
— Многие это делают, — сообщил дочери Джеймс, — но в светском обществе об этом не принято говорить.
— Это правда? — спросила она Миранду, которую считала главным экспертом во всем, что было за пределами света.
— Да, — кивнула Миранда, — люди из всех слоев общества бывают на воскресных рынках. Поскольку там можно купить все: платья, кружева, ленты, чулки, и очень дешево.
— Сюртуки? — Настойчивость Джека раздражала.
Никто не понял шутки. Миранда ответила, словно вопрос был задан всерьез.
— Да. Часто горничные и камердинеры продают вещи, чтобы выручить деньги для своих хозяев, от которых отвернулась фортуна, но большая часть товаров просто украдена. Так что нужно быть осторожным.
— Какой ужас, — передернула плечами Арабелла. — Надеюсь, я всегда буду делать покупки на Бонд- стрит.
— Совет, которому ты можешь последовать, Паркертон, — сказал Джек, когда Кантли вошел в комнату.
