глаз блестят от нахлынувших слез. Конечно, пред ней предстали события той проклятой ночи. Подняв руку, она смахнула со щеки пролившиеся слезы.
Нет, непонятно ее самоубийственное решение обокрасть Делани.
— Но почему именно он, если вы знали, на что он способен?
— Я познакомилась с одной из его жертв. — София не смотрела на Джайлза. Глаза ее уже были сухими, голос зазвучал строго, что придало ему искренность. Обычно ее голос удивлял дразнящими и игривыми нотками. — Я не выступала в роли судьи и не могла приговорить его к повешению, хотя веревка давно по нему плачет, но я была в силах отобрать у него золотые монеты и драгоценности. Без них он никому больше не навредит. Да и кто будет возмущаться, что его обокрали. Никто не станет осуждать это, и многие даже согласятся с тем, что он заслужил такую участь.
Чувство раскаяния сковало Джайлза.
Ему стало неловко, оттого что он смотрел на ее выбор жертв, как на своего рода развлечение. Все типы, за исключением Монти, действительно были прожженными негодяями с весьма опасными наклонностями. В конце концов было даже забавно, что она провела именно их.
Но ее сочувствие к пострадавшим от этих извращенцев, к невинным, о судьбе которых никто и не думал, которых эти мерзавцы насиловали, удовлетворяя свои садистские потребности, рисовало эту странную, почти эфемерную женщину в его объятиях в совершенно ином свете.
Если она способна на такие отчаянные выходки ради справедливости, то могла ли она выдать столь честного и добропорядочного человека, каким был Уэбб Драйден?
Как бы ни были весомы улики против нее, сам он уже начинал верить, что Дерзкий Ангел не имела никакого отношения к смерти Уэбба. Он не мог объяснить, какие новые факты или четкая информация дали ему понимание ее непричастности, но в нем возникло еще неясное ощущение, что он должен доверять в ней чему-то такому, чего не увидишь и не пощупаешь. Однако все это не давало ответа на вопрос, который он задал ей.
— Зачем вы так рисковали? Пусть вы сумели спасти несколько жизней от жестокой доли, которую уготовил им этот мерзавец, но своя-то рубашка разве не ближе к телу? Что может быть настолько важным, чтобы вы, рискуя собственной жизнью, отправились воровать золото у этого опасного маньяка? — Его пальцы нежно обвели овал ее щек, скользнули на затылок, приподняли ее подбородок. Ее чудесная кожа под его пальцами затмила вид безобразной бородавки из крашеного воска и возбуждала.
Он еле справился с желанием обнять ее и покрыть поцелуями. Предложить свою защиту, помощь, что угодно, только бы она не смела больше так рисковать.
Неужели она не понимает, чем может обернуться всего лишь одна-единственная ошибка? Судя по тому, что лихость ее превращалась в лихачество и опасностью она стала пренебрегать, ее удача полностью исчерпала себя.
Джайлз зачарованно смотрел на Софию и видел в ее глазах борьбу эмоций, словно она взвешивала, стоит ему доверять или нет.
Но вот она вздохнула и шагнула в сторону. Очевидно, что сомнения перевесили, поскольку, освободившись от его объятий, Дерзкий Ангел снова покидала его, уходя прочь, будто скользила от одной тени к другой, как и положено существу из ночи. Проклятому судьбой, а потому безрассудно пренебрегающему опасностью.
И все, что он мог сделать, просто следовать за ней.
Она остановилась перед оградой. Обернулась и улыбнулась Джайлзу. Согнутым пальцем поманила за собой и смело ступила на территорию кладбища. Их окружили молчаливые и строгие памятники и надгробия.
«Любимой жене и матери…»
«Преданному слуге Божьему…»
Буквы расплывались во мгле. София поспешила дальше. Под ногами шуршала трава на заросших тропинках. Наконец София остановилась у дальнего забора, вдали от улицы, вдали от посторонних глаз.
Подойдя к высокому, покрытому мхом памятнику, она опустила свой узел на каменное надгробие.
Джайлз поднял голову и увидел перед собой глаза грифона, которого цепко держал мрачный ангел.
Откуда такое странное ощущение, что Дерзкий Ангел чувствует себя здесь естественно и свободно, как дома? Именно в таком месте, где жизнь и смерть встречаются каждый день.
— Теперь понятно, как глупо вам находиться сейчас здесь, в этой стране? — спросила она, привычно подбоченясь. — Я уж не говорю о том, что ваша страна объявила Франции войну. Как вам вообще пришло в голову приехать сюда? Париж сегодня не место для аристократов, тем более с вашим… э-э… опытом, скажем так.
Ее слова прозвучали для него неожиданно.
Когда о характере его работы под руководством лорда Драйдена рассуждал Монти, Джайлз посмеивался и наверняка знал, что сказал бы Монти, если бы ему действительно было известно кое-что о «торговых» вояжах Джайлза. Однако мало кто знал, что с годами его авторитет и влияние в секретной службе министерства иностранных дел стали более чем весомыми.
И вдруг эта особа выпаливает об этом, как об общеизвестном факте.
— А что вы собственно, знаете о моем опыте? — осторожно поинтересовался он.
Она улыбнулась и слегка пожала плечами:
— Больше, чем вам хотелось бы думать. Вообще даже могу поспорить на что угодно, что вы отправились за мной не по своей воле и не затем, чтобы вернуть мне одежду или чулки. Вас послали.
Слишком близко к правде, чтобы он оставался равнодушным. Джайлз решил продолжать игру, начатую им у моста.
— Не имею ни малейшего представления, о чем это вы. Послан кем? Почему я сам не мог решить отправиться за вами, чтобы вернуть брошенные вещички? Мужчины порой развязывали войны из-за женщин, которых любили.
И в ту же секунду, как он произнес это магическое слово, Джайлз осознал невероятную значимость сказанного. Он всего лишь хотел быть пожестче, таким же шокирующим и откровенным, как она, а вышло…
Дерзкий Ангел отшатнулась, будто он стукнул ее.
— Тоже мне любовничек! Вы даже не знаете меня, — пробормотала она, возмущенно замотав головой, словно правда о том, кто она есть на самом деле, была слишком опасной, чтобы вообще принимать в расчет его слова.
Он и не подозревал, что эта сорвавшаяся с языка фраза вызовет у нее такую сильную реакцию. Она боялась любви. Особенно его любви.
И была права. Это очень опасное чувство. Оно может поманить их своими дразнящими далями, сладкими обещаниями и помешает выполнению долга, лишит способности разумно и логично действовать. И вместо того, чтобы связать их навечно, как обещает, разрушит то, что для них дороже всего на свете. О, да. Он абсолютно согласен с ней. Любовь слишком опасна, чтобы они могли решиться на нее. Оба. И все же втайне он задавался вопросом, не слишком ли опоздало это решение.
Он шагнул к ней, не обращая внимания на ее усталый предостерегающий взгляд и на собственное открытие.
— Разве то, что я здесь, в Париже, не достаточное доказательство? — Он склонился к ней, пальцы его властно повернули ее голову так, чтобы удобно было шептать ей на ухо. — Вы умчались в такой спешке после нашей последней… встречи, что я заволновался: вдруг еще простудитесь без обуви… и без своих чулок. Да и без одежды.
Она неразборчиво пробормотала по-французски ругательство и отпрянула от него.
— Не смейте оскорблять меня. И вы отправились за мной в Париж отнюдь не из-за внезапно вспыхнувшей непреодолимой страсти ко мне. Разыгрывайте из себя терзаемого муками любовника перед какой-нибудь провинциальной мисс вроде вашей невесты, кто-нибудь поглупее, вполне возможно, и поверит в ваши сладкие речи.
— Судя по вашему тону, вы не больно-то жалуете мою нареченную.
— Да какое мне дело, на ком вы женитесь? — ответила она. Обходя какой-то мраморный памятник, она воспользовалась им, как щитом. — Кроме того, вы хотели поговорить со мной о деле, потому и просили отвести вас в укромное место. Так вернемся к делу, потому что, когда рассветет, меня здесь уже не будет. И уйду я отсюда без вас.
Он решил не упускать момента, чтобы поддразнить ее. Словно пытался проверить, так ли уж прочна ее защита. Или его собственная.
— О, но ведь до рассвета еще несколько часов.
Ее напудренные брови даже поползли вверх от такой наглости.
— Наверное, вы бы не были столь самоуверенны, если бы хоть раз попали в руки гвардейцам… — Внезапно она вся сникла и сжалась. Слова как бы застревали у нее в горле. — Там мучают… пытают… казнят…
Какие сильные эмоции с ее стороны… У него вдруг болезненно заныло сердце. Еще никто и никогда не выражал так просто и ясно своей заботы о нем, во всяком случае, вслух и лично ему.
Джайлз облокотился на какое-то невысокое надгробие рядом с Софией и улыбнулся. Странно, но ему почему-то было очень приятно, что она переживала и волновалась за него.
— А вы бы стали оплакивать меня, если бы я умер? Ваше сердце наполнилось бы печалью, что мы так и…
— Так и… что? — Она, склонив голову набок, внимательно смотрела ему в лицо. Он наклонился к ней.
— Так и не закончили то, что начали в моем кабинете.
На мгновение у нее перехватило дыхание. Он видел борьбу эмоций, сомнение в ее глазах. Но и она заметила, что он не сводит с нее глаз, и поняла, что застал-таки ее врасплох. И ответила ему циничной усмешкой.
Закатив глаза к небу, София с презрением произнесла:
— Чуть было не заставили меня поверить, что большего идиота я еще не встречала. Но я хорошо помню, кто вы на самом деле, лорд Траэрн. Так что слушайте внимательно.
Здесь, в Париже, вы столь же неуязвимы перед гильотиной, как я — наследница трона. И в то время как нас на каждом шагу подкарауливает смерть,
