улыбаться. К тому же эта улыбка придавала ему неотразимое очарование, уже замеченное ею раньше.
— Жозефина, что бы я делала без такого верного друга, как вы? — вопрошала кузина Фелисити. — Но вы зря беспокоились. Подумайте сами, я убеждена, что лорда Эшлина посетил человек, вернувшийся из каких-то диких мест. И он был в заморском платье.
— Так вам надо предупредить его, чтобы он не водился с такими людьми. Это Эшлин-сквер, а не Оксфорд с его разношерстной толпой.
— Вы совершенно правы. Уверяю вас, я передам ему ваше мнение, как только он вернется. А пока поднимитесь наверх, и мы с вами выпьем чаю, — сказала кузина Фелисити. — У меня очень интересные новости относительно мисс Пиндар и моего дорогого Мейсона.
— Вы хотите сказать…
Голоса женщин удалялись, слышны были их шаги на лестнице, увлеченная сплетнями пара поднималась наверх. Как только за ними закрылась дверь гостиной кузины Фелисити, Белтон распахнул дверь чулана.
Там, к ужасу невозмутимого дворецкого, он обнаружил своего хозяина, который, обнимая актрису, целовал ее самым непристойным образом. Прослужив сорок лет в доме Эшлинов, дворецкий вспомнил, что этот чулан не впервые используется хозяевами не по назначению.
Мейсон слишком поздно заметил, что дверь широко открыта и свидетелями сцены, унижающей его достоинство, являются не только Белтон, но ошеломленные горничная и лакей.
Он быстро отстранил от себя мадам Фонтейн, может быть, слишком резко, потому что она пошатнулась и теперь стояла покачиваясь, словно выпила бутылку портвейна. А эти проклятые перья на ее шляпе покачивались и подмигивали ему, как трио заговорщиков! И когда ее взгляд упал на Белтона и остальных слуг, ее щеки так ярко вспыхнули, как будто она никогда в жизни не была так смущена.
Теперь Мейсон узнал о ее чувствах — и это после того, как он все утро посвящал Белтона в свои планы по наведению порядка в доме и намерения вернуться в Оксфорд. А потом взял и совершил этот… этот непростительный поступок. Огромный шаг назад в возрождении рода Эшлинов.
— Хорошо, да, вот теперь, кажется, все в порядке… — бормотал Мейсон, выходя из чулана с таким видом, словно в его поступке не было ничего необычного. — Я вижу, леди Дэландер отправили наверх без особых осложнений. Хорошая работа, Белтон. Если ты наймешь карету и разыщешь мистера Хасима, мы проводим наших гостей, «Вот так и следует выходить из затруднительных положений», — подумал он, когда Белтон отправил лакея за каретой и ему оставалось только разобраться с дамой.
Впервые он пожалел, что не обладает опытностью Фредди в таких делах. Его брат нашел бы нужные остроумные слова, которые бы заставили их обоих рассмеяться и тем положить конец неловкости. Пока Мейсон соображал, что сказать, отбросив около дюжины сухих фраз, пришедших ему в голову, Райли вышла из чулана вслед за ним. С легким вздохом она начала приводить в порядок свое платье и шляпку и затем поправила волосы.
— Можете не беспокоиться, — сказал он. — Вы выглядите вполне презентабельно.
Она подняла брови.
— Презентабельно? — Она повернулась к нему спиной и раздраженно топнула ногой.
Черт! Опять он оскорбил ее. И не имеет ни малейшего представления зачем.
— Я хотел сказать, что у вас такой вид, как будто ничего не произошло. Да ничего и не произошло, не правда ли?
Мейсон засмеялся, надеясь, что и Райли найдет ситуацию забавной, хотя сам он не видел в ней ничего смешного. Особенно сейчас, когда ему хотелось снова обнять ее и продолжить то, чем он занимался. О да! Это было бы прекрасным выходом.
Обернувшись, Райли взглянула на него через плечо.
— Полагаю, устраивать любовные свидания в чулане входит в привычки вашей семьи, но не в мои, должна заметить.
— И не в мои тоже, — выпрямился он. — Это… это… просто случайность.
— Случайность… — Райли оскорбленно подняла голову.
Конечно, Мейсон не хотел говорить ей правду — что он никогда еще не испытывал ничего подобного. Ему казалось, что, обнимая ее, он держит в руках что-то неуловимое, полное жизни и огня. Как он мог сказать ей, что один поцелуй вернул ему все, от чего он отрекся? Что теперь, когда он узнал сладость ее губ, воспоминания о ее поцелуе будут преследовать, отравляя душу?
— Так что же? — спросила Райли.
— Что? — Он посмотрел на нее.
Подняв голову, она удивленно взирала на него, как бы подсказывая, что теперь его очередь подавить реплику.
Он пожал плечами, ибо не имел ни малейшего представления о том, что говорят в подобной ситуации.
— Разве вы не собираетесь извиниться? — наконец спросила она.
Извиниться? Очевидно, в данных обстоятельствах следует выражать сожаление. Но Мейсон не сожалел, что поцеловал ее. Он улыбнулся, обрадованный, что хоть один из них обладает опытом в данной области. Он не видел в этом особой необходимости, но ведь светские правила уже не раз удивляли его.
Он заложил руки за спину и стоял перед ней, покачиваясь на каблуках.
— Мадам, я искренне сожалею и приношу вам извинения за свою несдержанность. Поцеловав вас, я совершил непростительный и недостойный поступок.
«Вот и все, — подумал он. — Это должно решить все проблемы».
Ее лицо снова вспыхнуло, на этот раз отнюдь не от смущения. У нее был такой вид, словно леди собиралась убить его.
— Ах вы, глупый, заносчивый, черствый…
Мейсон очень обрадовался появлению в холле Белтона и Хасима, ибо у него было предчувствие, что она собирается перейти к более серьезным оскорблениям.
— …Эшлин! — закончила Райли.
Очевидно, быть Эшлином — это самое отвратительное, что она только могла придумать. Но, принимая во внимание семейную репутацию, было наиболее подходящим эпитетом.
— Хасим, — сказала она, — мы уезжаем.
Подхватив юбки, она, шурша шелком, направилась к парадной двери с видом оскорбленной Клеопатры.
— Нет, не через парадный вход, — остановил ее Мейсон.
Мадам Фонтейн медленно повернулась к нему, вопросительно подняв бровь.
— Вас могут увидеть, мадам, — пояснил за хозяина Белтон.
— Понимаю, какой это будет удар по вашей репутации, — заметила она.
Мейсона передернуло.
— Сюда, мадам, — сказал Белтон, кивая в сторону черного хода. — Вас ожидает карета на заднем дворе.
— Милорд, — чопорно произнесла она, кивнув Мейсону.
Он в ответ поклонился. Распрямляясь, он заметил, с каким озадаченным видом посмотрел на него Хасим, словно пытаясь понять, что именно произошло между ними за короткое время, прошедшее после вторжения леди Дэландер.
— Значит, до завтра, — сказал ей вслед Мейсон. — В семь.
— Да, милорд, — ответила она. — Мы будем здесь ровно в семь.
Он поперхнулся.
— Мы?
— Да, — твердо сказала она. — Хасим и я.
Покачав головой, Мейсон возразил:
— Я думал, мы договорились, что мистер Хасим не будет сопровождать вас.
— Я передумала, — сказала она. — Услуги Хасима будут необходимы девицам на их первом уроке.
Мейсон взглянул на немого турка. Ему было страшновато задать вопрос.
— И чему же вы будете их обучать на первом уроке?
Она ответила еще более вежливой улыбкой.
— Тому, как защитить себя от нежелательных и неприятных ухаживаний похотливых хлыщей, которых девушки наверняка встретят в ваших кругах. — Она повернулась к Белтону: — Моя карета ждет меня, проводите нас, сэр.
Мейсон мог бы поспорить, что никто еще не видел ни в одном лондонском доме и ни на одной сцене, чтобы удалялись с видом такого оскорбленного достоинства, как это сделала мадам Фонтейн.
Дом Эшлина оказался не единственным в фешенебельной части Лондона, который посетили нежеланные гости. Слуга постучал в дверь, и маркиз Кэристон нахмурился.
— Что еще?
— Милорд, опять пришел этот человек.
— Поблизости есть кто-нибудь, Сандерс?
— Никого, милорд.
Сложив газету, его милость махнул рукой.
— Проведи его сюда и постарайся, чтобы никто его не заметил.
Покинув свое любимое кресло, он налил себе бренди и одним глотком выпил его. Новости должны были быть необычайными, если такой тип, как Натли, явился в дом среди белого дня. Маркиз прекрасно знал, кому он обязан этим неприятным визитом.
«Будь она проклята! Пусть убирается к черту», — думал он, подливая себе бренди. Эта женщина погубит его. Он с силой сжал бокал. Нет, если она… Его злобные размышления прервало появление посетителя.
— Натли, — сказал маркиз, указывая на жесткий стул в углу, вполне подходящий для человека низкого происхождения.
Всякий, кто посмотрел бы на высокого красивого гостя, вошедшего в личные апартаменты маркиза, никогда бы не подумал, что он родился и вырос в трущобах, поскольку он обладал внешними данными наследника самого высокого титула.
Ничто в этом одетом по последней моде, с аристократически тонким носом, темными густыми волосами и атлетическим сложением человеке не вьщавало известного обитателям лондонского дна по кличке Ломала — прозвище, полученное им за умение сломать человеку шею одним движением руки.
Но в отличие от большинства собратьев по ремеслу Натли не было суждено испытать ужасы преждевременной смерти на виселице. Невероятно привлекательная внешность, прекрасные манеры и изысканная речь, которые он перенял у самых лучших клиентов своей матери- проститутки, часто позволяли ему выдавать себя за джентльмена, и он занимался тем, что выполнял щекотливые поручения и делал грязную работу, до которой истинный джентльмен не смел
