Сердце юного Кулла непонятно от чего замирало, но все это было так далеко и нереально…
Атлант может попасть в Валузию только рабом, поэтому все валузийцы — враги и заслуживают лишь одного: немедленной смерти.
И он готов был резать, колоть, убивать любых врагов родной Атлантиды — будь то валузийские Черные Отряды смерти, будь то беспощадные лемурийские пираты, или пиктские варвары. Кулл считал, что человек рожден для того, чтобы охотиться для утоления голода и убивать врагов, защищая родную землю и завоевывая для своего племени рабов и богатую добычу.
Кулл не очень любил людей, считая своими братьями тигров, и был уверен, что человек отличается от зверей лишь похотью и жадностью.
Гораздо позже он понял, что есть еще одна черта, разнящая человека от животного — ненужная жестокость, когда враг уже не сражается или просто в силу своей слабости и безоружности не может оказать сопротивления. Ни один тигр в мире не убьет добычи больше, чем сможет съесть…
Но в том юном возрасте Кулл не думал об этом. Его больше беспокоила мысль, что он не знает своего происхождения — его нашли голым младенцем в лесу и приняли в племени, как родного, хотя и похож он был больше не на атланта, а на людей из рода изгнанников, когда-то, до Великого Наводнения, живших в Долине Тигров.
И если бы кто-то сказал юному Куллу после сытного ужина у костра в горах, когда он вместе с другом Ам-ра и наставником Хор-наком, возвращался с охоты на пещерную стоянку своего племени, что такое чувство как сострадание изменит всю его жизнь, он бы не поверил.
В те мгновения, когда он заснул на ласковой траве рядом с Хор-наком, а Ам-ра бронзовым монументом стоял на страже их покоя, поразительное, ни на что прежнее не похожее сновидение растревожило его: яркие зеленые звезды разогнали тьму сна и вспыхнули, открыв ослепительно яркий солнечный день, тишину прорезали звуки тысячи труб и огромная толпа людей восхищенно кричала здравицы одному человеку — высокому мужчине в золотых воинских доспехах с обнаженным мечом в руке, стоявшему у огромного трона, гордо расправив плечи. И крики этих людей, сквозь сон запечатлелись навечно в памяти юного атланта: «Да здравствует царь Кулл, вечная ему слава!»
Царь Кулл… Откуда взялось это сумасшедшее видение в его голове, что оно означало?
Но что-то неуловимо изменилось той ночью в юноше.
Когда они втроем — Хор-нак, Ам-ра и Кулл — подходили к знакомой, переливающейся в лучах утреннего солнца, реке, у которой в береговой скале темнели зевы родных пещер, Кулл еще не осознал этого изменения.
Возле пещер, у врытого в землю столба, собралось все племя. Угадать причину оказалось несложно издалека: к столбу была привязана Сарита, рядом с зажженным факелом в руке прыгал жрец племени, выкаркивая заклинания и проклятия, готовый поджечь сложенные у ног несчастной поленья.
— Попалась, распутница! — зло процедил Хор-нак, не сбавляя шага. — Поделом ей, нечего было убегать с этим проклятым лемурийцем! Не он ли там валяется?
Кулл, стараясь не отстать от старшего, вгляделся вдаль. Неподалеку от позорного столба казни валялось изуродованное тело лемурийского моряка. Одна из собак пыталась оторвать мертвецу ухо, остальные, свернув кольцами хвосты, брехали рядом, но на них никто из собравшихся не обращал ни малейшего внимания.
Охотники сбросили добычу с плеч, уложили на специальных камнях, чтобы потом оленину обработали женщины, положили рядом копья и подошли к толпе.
Жрец, размахивая дымящимся в левой руке факелом, продолжал выкрикивать проклятия предательнице, поправшей законы своего народа.
Кулл бросил быстрый взгляд на Ам-ра. Юноша был бледен, прикусил губу, чтобы не закричать.
На лице опозоренной обнаженной Сариты тоже не было ни кровинки; деревянная цепь некрасиво задрала вверх правую грудь. Девушка боялась
— уже не смерти, быстрая гибель была бы для нее сейчас подарком свыше. Она боялась неминуемой боли и долгой муки. И ни в ком, ни в одном взгляде, не видела ни искры сочувствия.
Даже мать Сариты — пожилая женщина со взлохмаченными волосами и в сбившейся протертой шкуре проклинала дочь, причем старалась больше всех:
— Видит Валка, что я кляну миг, когда родила тебя, позор Атлантиды! Больше ты мне не дочь! Смерть ей, смерть!
Она плюнула в собственную дочь и стоявший рядом вождь с убеленными временем волосами молча- одобрительно кивнул головой. Хотя, пожалуй, все до единого в племени знали, что Сарита не сбежала с лемурийцем — ее похитили прошлой осенью. Ам-ра, влюбленный в девушку, и его верный друг Кулл участвовали в погоне, но лишь проводили взглядами быстроходный весельный пиратский корабль. Ам-ра хотел тогда вонзить себе в сердце кремневый кинжал, но Кулл не позволил ему этого. Видя горе друга, тогда, прошлой осенью, Кулл поклялся никогда не влюбляться. Никогда. И с тех пор не удостаивал молодых женщин племени даже мимолетных взглядов.
Но сейчас глаза Сариты были устремлены на него, Кулла, и он не мог отвести взгляда. Через несколько мгновений жрец коснется зажатым в левой руке факелом поленницы, на которой покоились ступни девушки, и вспыхнет яркое пламя, пожирая девушку, облизывая жаром ее нежную кожу.
Кулл бросил быстрый взгляд на пояс, за который был засунут нож и вопросительно поднял брови. Девушка вымученно улыбнулась ему и кивнула.
Эту предсмертную улыбку Кулл не забудет до самой смерти.
Даже если бы он, расталкивая сородичей, прорвался бы к столбу, он, не успев даже освободить тяжелую деревянную цепь, был бы убит своими же соплеменниками. Но и смотреть на муки Сариты Кулл не мог. Ам-ра уткнул взгляд в землю, ему было плохо и он упал бы без сил, если б Хор-нак не положил юноше руку на плечи.
Кулл выхватил из-за пояса охотничий нож и метнул. Верный глаз и крепкая рука не подвели даже в столь неожиданных обстоятельств — смертоносный кремень вонзился прямо под левую грудь девушки, прекратив ее муки до начала пытки.
По толпе пронесся дикий крик недоумения, смешанный с разочарованием и гневом. Те, кто стояли рядом с тремя вернувшимися охотниками, обличающе вытягивали руки в сторону Кулла.
За такую провинность по законам Атлантиды его ждало лишь одно наказание — он заменит на позорном столбе казни убитую.
Кулл не стал дожидаться, пока его схватят, он шагнул назад и, обежав толпу, кинулся к отвесной стене скалы. Он взлетел по ней, словно у него выросли крылья.
По всем законам дикой страны он должен быть убит и его наставник Хор-нак, опомнившийся первым, выдернул из-за спины лук. Во мгновение ока была вставлена стрела, меткий глаз прицелился. Но в тот миг, когда пальцы Хор-нака готовы были отпустить тетиву, Ам-ра, кем-то задетый, нечаянно толкнул своего наставника под локоть и стрела со свистом ушла в небо.
Кулл достиг верхушки скалы и, не оглядываясь, побежал вперед. Он понимал, что или больше никогда не увидит Атлантиды (но для этого сперва необходимо выбраться с огромного острова), или же будет схвачен и его счастье, если он погибнет в схватке. И Кулл бежал так быстро, как, может быть, не бегал никогда прежде.
Где-то там, далеко внизу, раздавались крики разгоряченных гневом и жаждой мести бывших сородичей.
Кулл, в надежде, что в устье реки какой-нибудь корабль набирает пресную воду, рвался туда.
На морском берегу он все понял, увидев полусожженный лемурийский корабль с порванным парусом и переломанными веслами, вытащенный на берег. Вокруг на берегу валялись трупы, не пожалели ни рабов- гребцов, ни немногочисленных женщин, плавающих с пиратами. Исключение было сделано лишь для Сариты, и то, чтобы казнить ее публично. Засада, по всему видать, была хорошо подготовлена — ни одного погибшего атланта на берегу не видно.
Кулл, постояв мгновение, резко развернулся и побежал обратно в горы, стараясь не нарваться на погоню. Он прекрасно отдавал себе отчет, что на Атлантиде ему не жить. К вечеру гонцы и барабанный бой оповестят все племена о скрывшемся беглеце, нарушившим и осквернившим законы чести атлантов. Но и выбраться с Атлантиды пока было невозможно — даже самый могучий и опытный пловец не в состоянии
