пока не сяду на этот чертов транспорт до Авалона. — Он негромко засмеялся и посмотрел Бриму прямо в глаза. — Ладно, ради капитана я не против и постараться. — Он нахмурился. — Будь я проклят, если знаю почему. Брим сохранял, как он надеялся, невозмутимое выражение лица. У него были довольно крепкие подозрения на счет того, почему.
— Так или иначе, Регула занята сегодня весь день важными делами — касающимися, кстати, и тебя, шпаненок, — вот она и послала меня найти тебя и рассказать, чего она добилась, прежде, чем это дойдет до тебя в виде официального сюрприза. — Нет, Голсуорси действительно улыбнулся, говоря это! — Не думаю, чтобы ты особенно возражал.
К этому моменту любопытство Брима перешло, можно сказать, в другое измерение. Он кивнул и приготовился ждать. Как человек, относительно неплохо знавший Голсуорси, он понимал, что торопить его бесполезно.
— Завтра, — продолжал тот наконец, — ты получишь назначение на новый корабль. К.И.Ф. «Непокорный». Новенький, с иголочки легкий крейсер, проходит сейчас дооснастку на Бестиянской верфи в Элеандоре. — Он помолчал немного, хмурясь. — Та же верфь, с которой спускали старину «Свирепого», — произнес он со звуком, подозрительно напоминающим всхлип. — Ладно, ну его, это корыто ржавое. Вечно имело дурную склонность сваливаться налево на малых скоростях.
Брим беззвучно рассмеялся. Возможно, не один он так любил этот звездолет.
— «Непокорный» — первый из новой серии очень легких и скоростных крейсеров, — продолжал Голсуорси. — Это действительно кое-что!
Почти в полтора раза длиннее «Свирепого», экипаж втрое больше — и та же максимальная скорость. Чертовски серьезный корабль. Построен по той же схеме, что и крейсер, только меньше. Предполагается использовать такие для сопровождения конвоев. Эскадра будет состоять из трех крейсеров и четырех-пяти эсминцев. Маневренностью почти не уступает тем НФ-110 облачников, с которыми ты общался, зато вооружен девятью стопятидесятидвухмиллиираловыми и черт знает какой мелочью. И главный ход, от которого у Урсиса глаза на лоб вылезут.
— А что Ник, сэр? — невольно перебил его Брим. — Он тоже назначен туда?
— Ага, — кивнул Голсуорси. — Коллингсвуд потребовала и его. Старина Бородов переведен в Адмиралтейство вроде меня.
— Капитан Коллингсвуд? Так это она будет командовать «Непокорным»?
— Ну конечно, она. Кто еще согласится взять к себе в экипаж такую парочку, как вы? Да еще на командные посты? Брим мотнул головой.
— На какие посты, коммандер? — вяло спросил он.
— Я же сказал, на командные, — повторил Голсуорси. — Вот уж этого я никак не пойму. Должно быть, она видит что-то такое в вас, щенках, чего мне не дано. Черт, она, возможно, до сих пор дергает за нужные ниточки, чтобы пропихнуть все это дело. Собственно, поэтому-то она и не обрадовала тебя лично.
— Вселенная…
— Вот-вот. Именно это я и сказал.
— А кто еще переходит на новое судно со «Свирепого»? — поинтересовался Брим. — Не так много, — ответил Голсуорси. — Собственно, вас не так много и осталось после этой последней заварушки. Если не считать старины Гримсби, я знаю только о Флинне и Барбюсе. — Он нахмурился. — Лично мне кажется, что Регула берет Барбюса специально для того, чтобы вытаскивать тебя и этого твоего мохнатого дружка Урсиса из неприятностей. — Он усмехнулся. — Барбюс… ну, этот-то — настоящая Синяя Куртка, клянусь Вутом.
— Так точно, сэр, — сказал Брим. Против этого трудно было возразить…
Спустя считанные циклы после ухода Голсуорси Брим дождался наконец бригадира. Как и полагается по издавна заведенному на флоте обычаю, он встретил его на трапе, потом от имени капитана поставил свою подпись в пяти или шести положенных местах на листе передачи. И все — он был свободен. Он быстро спустился по трапу и обошел гравибассейн, направляясь к строению с железной крышей.
Ожидая дежурный глайдер, Брим обнаружил, что не может заставить себя еще раз посмотреть на корабль. Это было все равно что бросить старого друга в беде — то, чего карескрийцы не делают. Моральная поддержка и взаимовыручка — основы выживания в нищете глухой шахтерской провинции, и Брим терзался чувством вины за то, что нарушает это — основное — жизненное правило. Он повернулся спиной к гравибассейну и, глядя в темноту, попытался думать не о прошлом, а о будущем. Получалось плохо.
Всю дорогу до офицерских общежитии он проделал в молчании, а там направился прямиком в большую кают-компанию в главном корпусе. Для того, чтобы стереть последние несколько метациклов из памяти, требовалось изрядное количество спиртного, в связи с чем ему просто необходимо было приступить к делу безотлагательно.
Тут же обнаружилось, что в стремлении утопить воспоминания он вовсе не одинок. Урсис с Бородовым опередили его минимум на метацикл, с комфортом расположившись в полутемной, заполненной музыкой кают-компании. Оба явно не теряли времени даром и к приходу Брима пришли уже в благодушное настроение, попыхивая своими трубками-земпа и наполняя помещение ароматом хоггапойи.
— Ага, а вот и товарищ Вилф Анзорович! — объявил Бородов, переворачивая опустошенный стакан дном вверх. — Рад, что ты разделался с этой неблагодарной задачей. — По обыкновению, к каждому из медведей пристроилось по молодой и привлекательной медведице. Не совсем трезвыми лапами они тем не менее тоже подняли пустые бокалы, приветствуя карескрийца.
— Иди сюда, нынче мы поднимем многая, многая тосты за старину «Свирепого», верно? — возгласил Урсис, не совсем уверенно поднимаясь на ноги. — Да поберет дьявол окаянного Валентина! Уф! — Он протянул Вилфу большой хрустальный бокал и махнул в сторону внушительной батареи бутылок с логийским и содескийским винами на приставленном столе — часть из них была еще относительно полна.
По мере того как вечер сменялся ночью, эти сосуды последовательно опустошались и так же последовательно заменялись полными. Меланхолическое настроение Брима постепенно уступало место некоторому отупению от обилия содескийских афоризмов и декламации воспоминаний о Т-83. Каждое сопровождалось тостом на содескийский манер — опустошая полный доверху стакан и переворачивая его вверх дном, приговаривая древнюю присказку: «Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!» — Со снежными девами медведю можно и потанцевать — но берегись золотых волчьих клыков! — рычал Бородов — Воистину так, клянусь Вутом!
— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!
— Не понять прелести озер, скованных горными морозами, — заявила одна из молоденьких медведиц, неуверенно поднимаясь на ноги, чтобы одернуть юбку, — тому, кто не прожил жизнь на их берегах.
— Воистину так! — задумчиво закивали остальные медведи. — Озера на Содеске…
— Да… за озера… и за «Свирепого»! Пусть атомы его вечно живут на других отважных судах — и традиции его команды!
— За «Свирепого»! Пусть и переплавленный, он несет смерть Негролу Трианскому!
— За «Свирепого»! Пусть атомы его вечно летают меж звезд!
— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!
— В сражении радость детей родных планет! — с воодушевлением вскричал Урсис.
— Воистину… — пробормотал Брим, проливая вино из кубка на штанину.
— Да… да… в сражении! — кричали медведи.
— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!
— За атомы старого «Свирепого»! За атомы, что вечно будут странствовать меж звезд!
Вскоре после смены вахт кают-компания начала пустеть, однако компания со «Свирепого» осталась. Душевная боль у Брима утихла немного, но что-то продолжало угнетать его, что-то, связанное с кораблем. Он попытался сконцентрироваться на тостах.
— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!
— Обледенелые чурбаны вроде Скал Святой Грейи на Нодде… да не коснется их рука ученого! — Последнее замечание привело медведей в такой восторг, что они чуть не попадали со стульев. — За «Свирепого»! Вечная память!
— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!
