— Да я как-то привык жить, Ева, — ответил он, соскальзывая в древний карескрийский акцент. — И потому к смерти не очень расположен.
Она громко высморкалась и отняла платок от лица.
— Поступай так и дальше, мой очень дорогой карескрийский друг. Боюсь, что я за последнее время исключительно к тебе привязалась.
— А як тебе, Ева, — признался он. — Самое страшное, что мы не можем себе этого позволить. По тем шансам, которые у нас есть пережить войну, мы уже оба на том свете. Или надо перестать драться и забиться в нору, пока все не кончится.
Она кивнула и снова утерла глаза.
— Выход для труса, — шепнула она. — И для нас обоих он исключен — это хуже смерти.
— Тогда, Вутовой матери ради, не давай себе привязаться ко мне, — серьезно сказал он. — По крайней мере не среди этого безумия. Иначе тебе точно предстоит погибнуть. — Он на миг закрыл глаза, молча скрипнув зубами. — И еще, — добавил он, чуть погодя. — Хотя я к тебе тоже не привязан, но если доживу до конца войны, клянусь Вселенной, тогда буду. — Он улыбнулся, а она снова высморкалась. — Но тем временем, — закончил он, — я всегда буду рад помочь тебе раздеться, когда ты только захочешь.
И тут она тоже слегка улыбнулась:
— Тебе тогда еще много кой-чего надо будет сделать, ты на это согласен?
— Давай попробуем, — предложил он.
— Обязательно попробую, — пообещала она. — Как только мы встретимся. И после этого каждый раз —, тоже. Когда только ты меня захочешь. Ты только береги себя, Вилф Брим.
Брим оглянулся — водитель глайдера входил в вестибюль.
— Иду, — сказал он ему, повернувшись к двери. И снова посмотрел на Еву на дисплее. — Ты тоже будь поосторожнее, красавица моя подруга. И пусть улыбнется тебе Удача.
— Подумаешь, улыбнется! — шепнула она с игривой улыбкой. — Пусть он окажется у меня вот тут, между ногами!
— Я не уверен, что Удача — это мужчина, — усомнился Брим. — Но эту часть работы я в любом случае возьму на себя.
— Хм-м, — сказала она и заметно покраснела. — Да, у, тебя есть в этой области определенный талант.
— Ему очень способствуют эти классные ноги, — ответил Брим, кивнув водителю, который энергично мотал головой, показывая на дверь. — Но сейчас, боюсь, мне пора идти.
— Спасибо, что ты там оказался, — тихо сказала она.
— Спасибо, что позвонила, Ева, — ответил он.
Она послала ему воздушный поцелуй, и дисплей погас.
Почти два метацикла водителю пришлось затратить на шесть кленетов улиц, забитых обломками, — пятнадцать циклов пути в нормальной обстановке. Авалон уже никогда не будет прежним…
Еще до того, как ему предоставили слово, Брим понял, что этот массированный налет вновь пробудил опасения вторжения в Верховном командовании и в Ставке Онрада. По мнению Хагбута, эта страшная бомбардировка из разлагателей была только артподготовкой. Колхаун, со своей стороны, не был уверен, что до конца с этим согласен. Он считал, что при том новом направлении, которое принимает война, удача наконец улыбнулась припертой к стенке Империи.
— Да Вут вас подери! — рявкнул Хагбут, явно ужасаясь точке зрения Командующего Флотом. — Вы что, не видите, что тут творится? Клянусь Вселенной, эти проклятые облачники убивают гражданское население направо и налево — даже детей! И вам это все равно?
Колхаун встал с мрачным выражением на красивом лице и, абсолютно не обращая внимания на Императора, полыхнул пламенным взглядом на петушащегося генерала, который тут же сжался в кресле.
— Нет, генерал, — спокойно ответил он. — Я вижу, что происходит. Эти методичные облачники переключили свои атаки с моих космических баз на города планеты. И вам не обязательно мне рассказывать о жертвах среди населения, — продолжал он. — В ближайшее время они еще в тысячу раз возрастут. Но важно здесь не «ближайшее время». Войны «в ближайшее время» не выигрываются. И жертвы эти не напрасны — в дальней перспективе. То, что Оргот переключился на удары по городам, означает конец всем шансам Трианского достичь превосходства в космосе, разрушив наши космические порты. А это, — добавил он с нажимом, — это самое превосходство — жизненно необходимо для осуществления любого плана вторжения, который у облачников может быть. Другими словами, господа… — Он оглядел собравшихся за двумя столами в подземном зале людей. — Другими словами, сегодня началась наша победа в этой войне!
После совещания Онрад отделился от группы обычно окружавших его генералов и министров и взял Брима под руку.
— Ценные сведения сообщили нам сегодня, мой карескрийский друг, — сказал он, — хотя стыд и срам, что вам пришлось быть сбитым, чтобы это узнать. Много потеряли людей?
— Чуть меньше половины, Ваше Величество, — ответил Брим. — И трое из них погибли, спасая население города после нашей аварийной посадки.
Онрад кивнул.
— Я слыхало ваших приказах после посадки, — сказал он. — Эти ваши люди — они очень помогли. Как и вы с Барбюсом.
— Спасибо, Ваше Величество, — ответил Брим.
— И опять-таки это я вас должен благодарить, Брим, — возразил Император. — Вас и тех ваших людей, которые пошли по вашему приказу в огонь пожаров. Вас видели очень многие. Больше, чем вы — или они — можете предположить. Люди боялись выходить из укрытий. Но из-за риска, который взяли на себя вы и ваша команда, сотни людей узнали, что о них не забыли. А это чертовски важно, потому что слишком мало оказалось муниципальных пожарных в эту ночь. И из них многие были ранены или убиты при выполнении своего долга, и мы даже столько людей не смогли бы спасти без вас.
— И сегодня вечером тоже будет налет, — сказал Брим.
— Согласно рапортам БКАЕВ, — ответил Онрад, — первые волны атакующих кораблей уже в пути.
К этому моменту они двое — и еще сотня нервно озирающихся телохранителей — вышли из туннеля на одну из прилегающих к Адмиралтейству улиц.
Повсюду вокруг них мужчины и женщины с покрасневшими глазами расчищали обломки от предыдущего налета. Они остановились посреди работы и смотрели, как глядит Император на разрушения. И вдруг раздался общий крик:
— Да здравствует Император! — кричали люди. — Да здравствует Онрад Пятый!
Бриму пришлось взять эмоции под контроль. И, пытаясь скрыть слезы гордости, он думал, что никогда Лига не поставит этот народ на колени. Никогда.
И вдруг стоявший рядом с ним Онрад нацепил военную фуражку на скипетр и закрутил ею в воздухе с криком:
— Дрогнем ли мы?
Авалонцы ответили хором голосов «Нет!» и «Никогда!».
И никогда, подумал Брим, никогда облачникам не поставить на колени этого Императора. Подвергнув этих людей такому ужасу и разрушению, Негрол Трианский сделал для себя крайней необходимостью выиграть войну, которую он начал. Ибо если он проиграет, сегодняшний налет станет подписью на смертном приговоре каждому городу Лиги — и каждому городу ее союзников.
Возвращаясь по туннелю в ставку, Онрад вдруг щелкнул пальцами.
— Ах да, Вилф, — сказал он небрежно, будто о пустяках. — Это мне кое-что напомнило.
Брим про себя подумал, что значит «это», но вежливо промолчал. Его куда больше интересовало, что именно вспомнил Император.
— Помните эту ослепительную красавицу, главную наложницу Набоба, — кажется, Реддисма или
