кивнул.
— Когда до меня дошли первые сведения относительно принцессы, — сказал он, — я предпринял некоторые… расследования по каналам содескийской разведки. — Он улыбнулся. — Иногда титул великого князя себя оправдывает.
— И вы узнали?.. — надавил Брим, теперь совсем стряхнувший сонливость.
— Сперва почти ничего, мой друг, — ответил Бородов. — До прошлой недели не было ничего, что могло бы дать надежду увидеть ее живой.
— А что вы узнали на…
— На прошлой неделе, Вилфушка, всплыли слухи в отдаленной части галактики о какой-то золотоволосой «принцессе», проследовавшей старыми торговыми путями несколько недель назад после твоего рейда. — Он вздохнул. — Не слишком много, чтобы искать дальше, но достаточно, чтобы не угасло пламя надежды, верно? Особенно если учесть, что, по некоторым сообщениям, с ней был ребенок.
— Все что угодно лучше, чем уверенность в ее смерти, — серьезно сказал Брим. — По крайней мере так есть шанс.
— Шанс, — повторил Бородов, и глаза его будто заглянули в другое время. — Странно, — протянул он. — Я помню вечер вашей встречи, будто это было вчера. Мы тогда были в кают-компании «Свирепого» — Николай Януарьевич и я. — Он задумчиво покачал головой. — Как-то мне казалось, будто Вселенная не допустит, чтобы такая красота встретила такую горькую судьбу.
— Спасибо, — сказал Брим, наполняя свой бокал. Марго Эффервик больше не было в его жизни, и так и надо было держаться дальше, иначе остаток своих дней он будет лунатиком, тянущимся к памяти о ней, как к луне. — И как там Ник? — спросил он.
— А он как раз тобой интересовался, — ответил с улыбкой старый медведь. — Судя по письмам, он сейчас всю жизнь посвятил каким-то разведывательным проектам.
— Ник? В разведке?
— А что? — поднял брови Бородов. — Ты же знаешь, как он любит теоретическую работу.
— И чем именно он сейчас занят? — спросил Брим. — Я как-то никогда не следил за его интересами.
— Любопытно, — посерьезнел Бородов. — Что именно он там делает — я точно не знаю. Но ты можешь припомнить, как он интересовался системами дальнего наведения. Когда он последний раз приезжал ко мне в имение под Громковой, мы немного поговорили про системы на базе КА'ППА-связи, которые могут триангулировать несколько пучков с невероятной точностью. Я думаю, что он занимается чем-то в этом роде. Но кто знает? — Бородов рассмеялся. — Как он сам говорит: «Если не хочешь, чтобы узнали твои враги, не рассказывай друзьям». Так что мы говорили совсем о другом…
Дальше разговор пошел вразброд — четырем ветеранам выдался один из редких мирных моментов, когда можно вспомнить старые дела и другие места. Лига Темных Звезд императора Негрола Трианского была противником свирепым и безжалостным. Скоро она вновь двинется войной на цивилизованные области галактики — и тогда время останется только на битву. Сегодня еще оставалось во Вселенной немножко времени для отдыха. Очень немножко…
Брим проснулся от настойчивого журчания коммуникатора на тумбочке. От вчерашнего вечера мало что он мог припомнить — кроме того, что крупно перебрал. Щелкнув кнопкой, он услышал голос Марка Валериана:
— Пошли смотреть звездолет, Вилф.
— Марк! — простонал Брим затемненному дисплею. — Сейчас же полночь!
Окошко комнаты было абсолютно темным.
— А на Гиммасе — какая разница? — спросил Валериан.
— И как это у тебя похмелья нету? — жалобно спросил Брим.
— Есть, есть, — заверил его Валериан. — Но на холоде оно долго не продержится. Брим против воли рассмеялся.
— Могу поверить, — сказал он. — Ладно, буду внизу через пару циклов. Ты в вестибюле?
— Нет еще, — ответил Валериан. — Я пока у себя. Но когда ты стащишь свои кости вниз, я там уже буду.
Не прошло и метацикла, как они вдвоем перли сквозь летящий снег в дребезжащем глайдере, оставшемся явно от начала предыдущей войны. Печка не работала, и пар облаками поднимался от чашки кф'кесса, которую держал в перчатках Брим. Валериан в одной руке держал точно такую же, а другой вел машину. Ездить с ним — это никогда не бывало скучно. Как во встречном бою. Выходя из его машины, Брим всегда ощущал прилив адреналина и снова начинал ценить жизнь.
— Ты говорил, что новый «1C» пригнали из Бромвича всего неделю назад? — спросил он.
— Неделю назад — это точно, — ответил Валериан, сворачивая за угол на полной скорости и чуть не задевая твердый бетонный фундамент лампы Карлсона, — но не с завода в Бромвиче. Его построили в секторе астероидов Карескрии, где шахты. На одном из тех секретных заводов, что старый император Грейффин IV построил пару лет назад.
— Заводы в Карескрии? — удивленно спросил Брим. — Там же ничего не производят, кроме нищеты и детей. Я-то знаю, это мой родной сектор Империи. По крайней мере был им, пока я не сумел удрать, — А, — ответил Валериан. — Чуть не забыл. Ты же и в самом деле карескриец, хотя и говоришь по-другому. В общем, Грейффину, видно, осточертела эта отсталость Карескрии, и он там заложил несколько секретных комплексов для строительства военных кораблей.
Убрав обе руки с румпеля, он смахнул лед с ветрового стекла, проезжая мимо ржавеющих и засыпанных снегом останков рухнувшего звездолета — одного из сотен, усыпавших обширные поля вокруг верфей Гиммаса. Остатки кораблей — имперских и вражеских — были результатами несчетных безуспешных попыток Лиги вывести базу из строя.
Брим попивал кф'кесс, обжитая рот горячей сладостью.
— Карескрия, — задумчиво протянул он. И мысли его ушли в давно прошедшие времена его юности в этом Вселенной забытом регионе — до того, как была уничтожена его семья в одном из внезапных нападений Лиги, с которых началась предыдущая война. В те времена единственной отраслью промышленности Карескрии были шахты на астероидах. Водить звездолеты Брим научился, пилотируя печально известные карескрийские рудовозы — списанные военные сухогрузы с огромными двигательными отсеками и не по размерам большими гравигенераторами, толкающими изрыгающие дым железяки, неимоверно загрязняющие природу почти всех «обитаемых» планет Карескрии. Брим был одним из немногих, кому посчастливилось вырваться — и то лишь потому, что с детства был одарен острым зрением и быстрыми рефлексами скальной кошки… Но вырвался ли он из Карескрии? Если судить по реакции окружающих — нет. Ему всегда говорили: «Вы — карескриец», и никогда «Вы были карескрийцем». После всех этих лет, когда он тщательно следил, чтобы не быть карескрийцем даже в мелочах, проведенная в нищете юность все еще не оставляла его.
— Вот ты и заткнулся, Вилф, — прокомментировал Валериан, съезжая с дороги на эстакаду через пять рельсовых путей в одной трубе, сквозь ворота стоянки рядом с огромным ангаром сборочного стапеля — наверное, одного из тех, что Брим заметил с борта «Жака Шнейдера». Огромное кирпичное здание было окружено рядами больших рычащих генераторов и приземистых башен, мигавших по очереди темно-синим и красно-оранжевым огнями. Над головой из массивных труб свешивались кабели, соединявшие десятки сверкающих шаров, смонтированных на крыше здания. Брим с отсутствующим видом улыбнулся.
— Кое-что вспомнил, — ответил он. — Глубоко, оказывается, запало.
— Думаю, я тебя понял, — сказал Валериан и кивнул. — Я бывал в Карескрии пару лет назад…
— Там надо пожить, Марк, — буркнул Брим, в несчетный раз думая, что же заставляет его любить Империю вопреки столетиям бессердечного, но вполне законного грабежа его родного доминиона.
— Ну, — сказал Валериан после долгой паузы, останавливая глайдер под навесом возле дверей, — я с удовольствием поверю тебе на слово.
Внутри огромное здание было разделено на четыре больших отсека, в каждый из которых мог вместиться звездолет размера крейсера. Первые два огромных помещения были почти пусты — с тех самых
