какой-то там маньяк. Он законный фанат и никогда не скрывал своего имени и своего интереса к тому, что мы делаем, хотя о том, что вы его дядя, он нам не докладывал.
— А что, у вас есть и незаконные фанаты? — поинтересовался он с выражением неудовольствия, появившимся на его лице, когда Шалис начала говорить об интересе его племянника к радио.
— Есть фанаты, которые преследуют нас, не интересуясь собственно музыкой.
— А чем же еще?
— Кто чем. Послушайте, Ричард — пардон, мистер Довейл, — она не могла не съязвить, видя, что он остается все таким же серьезным и напряженным, хотя она ясно дала ему понять, что никакой угрозы для его племянника не существует, — Ричард, мой интерес к Келу чисто профессиональный.
— Если все, что вы сказали о Келе и его безумной любви к вам, правда, то тогда потворствовать ему на этом пути не совсем «профессионально».
Его скептический тон дал понять Шалис, что ее слова не возымели нужного действия.
— Любви не ко мне, а к радиостанции, к музыке, к тому, что мы делаем, — Шалис начала раздражаться. «Нельзя же быть таким занудой», — подумала она. — Каждый человек имеет право любить то, что ему по вкусу, и здесь нет четких правил и границ. Кто может сказать, что хорошо, а что плохо? Хотя вы, наверное, — один из тех людей, для которых существуют только черный и белый цвета. Могу поспорить, что у вас на все готов четкий ответ и что вы всегда действуете по правилам.
После этих слов над их столиком воцарилась тишина. Ричард не спешил отвечать. Несколько секунд он с интересом изучал ее, наконец сухо заметил:
— Правила существуют для того, чтобы их нарушать.
Шалис хотела было что-то сказать на этот счет, но он перебил ее и совсем другим тоном продолжил:
— Так почему же именно мой племянник привлек ваше драгоценное внимание, которого, как я понимаю, добиваются миллионы других юнцов?
— Потому что он очень талантлив! — Шалис никогда долго не злилась. И теперь она уже почти забыла все нападки этого заботливого дяди. — Он прислал мне свою запись в роли диджея. Она великолепна! Я дала послушать ее нашему менеджеру и директору программ, и они со мной согласились. Мы хотим, чтобы он работал у нас.
— Это исключено, — отрезал он.
— Почему? Не знаю, слышали ли вы о нас что-нибудь. Мы называемся «Саундз ФМ». Это небольшая независимая радиостанция со своей довольно устойчивой аудиторией, которая состоит в основном из молодых людей в возрасте от тринадцати до двадцати пяти — тридцати лет.
На лице ее собеседника появилось нетерпение. Несмотря на это, она продолжала:
— Эфиры переполнены, конкуренция возросла, но в своей области мы — лучшие. И если Кел будет работать на кого-нибудь другого, кто-то из наших противников может обойти нас.
— Он не будет работать на радио.
— Почему? — Теперь и Шалис начала терять терпение. Его нежелание посмотреть на ситуацию с другой стороны действовало ей на нервы. — Ему восемнадцать, он имеет право голосовать, водить машину и выбирать свой собственный путь в жизни. К тому же он же не сразу начнет вести собственную программу. По крайней мере в течение полугода он поработает на подхвате, чтобы вникнуть в техническую сторону дела, время от времени подменяя кого-нибудь в эфире в ночное время.
— Послушайте, вы зря тратите свое и мое время, — изрек наконец Ричард, ясно показывая, что ее попытки привлечь его на свою сторону напрасны.
— А о Келе вы подумали? Работа у нас станет для него ступенькой к большому будущему. У него есть все шансы сделать хорошую карьеру на этом поприще. Хотя, может быть, у него нет необходимости работать? Или вы забыли о том, что не все люди мечтают попасть в «Довейл даймондс»? — Она прищурилась. — Радио даст Келу возможность отыскать свой путь в жизни и позже заняться чем-то более интересным.
— Чем-то из области шоу-бизнеса?
— Я не считаю, что мы работаем в области шоу-бизнеса. Скорее, мы принадлежим к средствам массовой информации. И не к худшей их части.
Она произнесла последние слова с горячностью и уверенностью в своей правоте, но, казалось, Довейл не слушал ее.
— Мисс Фокс, прошу вас больше не звонить моему племяннику и не искать с ним никаких контактов.
Она молча покачала головой.
— Надо полагать, вы стерли мое сообщение с автоответчика?
— А вы как думаете? — ответил он неумолимо.
Она нахмурилась.
— Как я думаю? Я думаю, что у вас — мания всех контролировать. Я знаю такой тип людей.
Шалис чувствовала себя расстроенной, хотя и сама не знала, почему.
— Удивительно, что вы так рискуете.
— Что вы хотите этим сказать?
Наконец-то в его голосе послышалось искреннее удивление и заинтересованность. Шалис насмешливо улыбнулась.
— Ну, что касается меня, я почти знаменитость в этом городе.
— Второго порядка, — тут же съязвил он, театрально закатывая глаза. — Но продолжайте.
— Так вот. Как же вы рискнули встретиться со мной? Вас ведь могут узнать. Представляете, какие слухи поползут?
— Почему? Потому что вы молоды и привлекательны?
— А вы стары и консервативны. И если меня засекут в вашей компании, я могу потерять доверие своей аудитории.
— Так значит, если мы с вами решим завести роман, нам придется действовать тайком?
От неожиданности Шалис подпрыгнула на стуле. Этих слов она от него никак не ожидала. Ей потребовалось время, чтобы взять себя в руки, потом она произнесла:
— Я должна серьезно отнестись к вашим словам? — Шалис криво усмехнулась. — Хотя нет, мы ведь с вами из разных слоев общества.
— Верно, но бывают и исключения из правил. — На долю секунды он как будто снял с себя маску строгости, но потом снова стал серьезным. — Итак, вы оставите в покое моего племянника, Шалис?
Он поставил вопрос ребром, будто внезапно понял, что единственный способ добиться своего — это разговаривать напрямую.
Шалис задумчиво смотрела на него. Она вдруг почувствовала, что все, что он делал, было продиктовано какой-то неведомой ей причиной.
— Вам ведь не по душе этот разговор, правда? И пришли вы не ради себя? — она пристально посмотрела на него.
Несколько секунд Ричард молча глядел на нее. Казалось, он был удивлен тем, что она догадалась об этом.
— Да, — неожиданно признал он.
Шалис умела посмотреть на ситуацию главами своего оппонента, что нередко ослабляло ее позицию, поскольку рождало в ней чувство сопереживания и осознания того, что у человека могли быть личные причины для подобного упорства.
— Неужели ваши семейные отношения действительно так ухудшатся, если мы все-таки предложим Келу эту работу?
— Более чем… — кивнул он. — Не буду вдаваться в детали, но я делаю это не для Кела, а для другого человека.
«Для его матери», — догадалась Шалис. Очевидно, она была сестрой Ричарда. Ведь Кел носил другую фамилию.
— Хорошо, я подумаю над тем, что вы сказали, — согласилась она.
Он снова принял скептический вид и спросил:
