Поручик удалился, а Геккерен выложил пистолеты без изразцов, после чего достал из ящика стола конверт, поместил в него несколько купюр, вложил конверт в шкатулку и закрыл ее. Лежавшие на столе пистолеты барон убрал в тот же ящик стола и задвинул его обратно. Затем позвонил в колокольчик и, все так же по-французски, приказал явившемуся на зов слуге:
– Возьмите эту шкатулку и снесите ее в оружейный магазин Куракина.
– Слушаюсь.
– И скажите продавцу, что это предназначается господину… Впрочем, он и сам все знает.
– Будет сделано.
Слуга взял шкатулку и удалился, а Геккерен вернулся к окну, прислонился лбом к ледяному стеклу и замер. Небо совсем затянуло тучами, и город святого Петра погрузился в серый мрак. Звуков рояля больше не было слышно, зато усилившийся ветер пронзительно завывал за окном свою печальную зимнюю мелодию…
Никита, Лиза, Сергей, Наташа и приглашенная по ее инициативе Евгения отрывались на ночной дискотеке по полной программе. Особенно зажигала Лиза, явно находившаяся под воздействием какого-то наркотика. Судя по ее поведению, это был экстези. Когда диск-жокей поставил медленную композицию, четверо друзей переместились за стойку бара, где их ожидала одинокая Евгения, и заказали себе по бокалу пива. Никита с интересом разглядывал стриптизершу, вертевшуюся возле шеста в одних стрингах, а Лиза тщетно пыталась привлечь его внимание, для чего ласкалась к нему самым откровенным образом и шептала на ухо какие-то непристойности. Тем временем Сергей обнял Наташу за плечи и обратился к другу:
– Ну и как тебе сегодняшняя репетиция?
– Все нормально, – не отводя глаз от обнаженной красотки, ответил Никита, – хотя мне кажется, что режиссер несколько преувеличивает роль дьявола в жизни Пушкина.
– В этом ты прав. Пушкина убили не оккультные силы и даже не пуля Дантеса, а все его тогдашнее окружение.
– Это как? – не поняла Наташа.
– А вот так. Он погряз в долгах, его журнал не продавался, а ведь ему надо было кормить четверых детей! Да еще любимая жена благодаря козням Геккерена постоянно давала повод для ревности! Да и с царем отношения были непростые…
– Насчет царя ты не прав, – возразил Никита. – Ведь еще в ноябре тридцать шестого года именно Николай, вовремя оповещенный Жуковским, удержал поэта от дуэли с Дантесом. А когда Пушкин все-таки нарушил данное царю слово, что не будет больше стреляться, то своей дуэлью разорвал связь с помазанником Божьим.
– Что-то ты перемудрил, – улыбнулся Сергей. – Да и выражаешься, как в старинном романе. Впрочем, пусть все решают режиссер и наш таинственный заказчик. Кстати, ты знаешь, что Воронцов не очень-то хотел брать тебя на роль Дантеса?
– Это еще почему? – удивился Никита.
– Он посчитал, что ты недостаточно грешен в жизни, чтобы на сцене изобразить подлинного убийцу поэта.
– Что значит «недостаточно грешен»? Откуда ему известны мои грехи? И откуда ты обо всем этом знаешь?
– Так он сам Наташке сказал.
– Неужели это правда? – И Никита с изумлением воззрился на Наталью, которая нехотя кивнула:
– В общем, да.
– Странно. Он же меня видел всего два раза в жизни! Впрочем, посмотрим, как он заговорит после премьеры. Да я так сыграю Дантеса, что меня раз пять на бис вызовут и цветами завалят!
– Только не вздумай меня затмить! – строго предупредил Сергей. – В конце концов, главным героем должен быть не злодей, а гений!
– Но лишь при условии, что гения сыграет гений!
– Не понял… Это что за наезд?
– Ладно, не обижайся. Просто после твоего последнего выступления относительно «Пушкина-дуэлянта» мне кажется, что мнение Воронцова о тебе сильно изменилось.
– Ты думаешь?
– Уверен. Мне даже кажется, что он едва сдержался, чтобы не влепить тебе пощечину.
– Да уж, достаточно сказать правду, чтобы прослыть хамом, – с большим сожалением в голосе произнес Сергей.
– А я с тобой согласна, – вступилась за жениха Наташа, – поскольку тоже считаю Пушкина заядлым бретером, готовым стреляться из-за любого пустяка. Да вы только вспомните его повесть «Выстрел»! Я почти уверена, что Сильвио, упражнявшийся в стрельбе по мухам, был ему настолько симпатичен, что он наделил его своими чертами характера.
– О нет, любовь моя, – решительно возразил Сергей, поднимая указательный палец, – как раз в этом случае Пушкин списывал с себя беспечного графа, от которого Сильвио получил пощечину.
В этот момент стоявший неподалеку мужчина послал Наташе воздушный поцелуй. Сергей заметил это и сразу насторожился:
– Это еще кто?
– Откуда я знаю? – И девушка равнодушно пожала плечами.
– А с какой стати он шлет тебе поцелуйчики?
– Вот именно! – неожиданно захихикала Лиза, первой опустошившая свой бокал. – Лучше бы прислал нам выпивку за свой счет. Хочу шампанского!
– А почему вы решили, что этот поцелуй был послан именно Наташе? – вдруг спросила Евгения, весь вечер незаметно следившая за Никитой.
Этот вопрос застал всех врасплох, и компания друзей удивленно переглянулась.
Было холодно и темно. Свинцовые тучи предвещали полосу непрерывных февральских метелей; одна за другой они заволакивали небо подобно темным знаменам надвигающихся полчищ варваров, которые сметают на своем пути все живое. Тем временем кто-то тихо проник в помещение театра, освещенное только слабым фонарем, горевшим над служебным выходом. Быстро спустившись по ступенькам вниз, этот некто остановился и прислушался, словно хотел узнать нечто важное и нужное. Из-за кулис доносился храп священника, напоминавший своим глухим и прерывистым дыханием шумы изношенного сердца. Все прожектора были выключены, единственным источником света служил маленький зеленый фонарик с надписью «Выход». В руках у незнакомца, одетого во все серое, была старинная шкатулка – та самая, которую барон Геккерен отослал со слугой в оружейный магазин Куракина. Беззвучно подойдя к стулу Дантеса, неизвестный, лицо которого было закрыто шарфом до самых глаз, прятавшихся за черным пенсне, поставил на него свою ношу, затем рукой в лайковой перчатке открыл крышку и достал кольчугу. Аккуратно повесив ее на спинку стула, незнакомец так же тихо удалился, едва не задев за ножку концом шпаги, торчавшей из-под его плаща. В оставленной им шкатулке лежали те самые четыре пистолета, которые поручик принес барону Геккерену в январе 1837 года…
Глава 7
Возле четырех могил в глубине кладбищенских аллей, под молодой заснеженной березкой собралась компания, состоявшая из дюжины хорошо тренированных молодых людей среднего возраста, одетых в короткие кожаные куртки. На некоторых, несмотря на снег и мороз, были демисезонные полуботинки.
Расставив на крошечном, только что вкопанном в землю столике три огромные бутылки водки, они держали прозрачные пластмассовые стаканчики, вопросительно поглядывая на Германа Петровича
