И тут на Пиночета нашло помрачение. Последние безумные слова о его питательности все еще обрабатывались где-то на задворках сознания, но на первый план выплыла мысль – морфина не будет. Это мысль сначала парализовала Васютко, а потом привела в дикую ярость.
– Тварь!!! – заорал он и со всей силы двинул ногой по утке.
Эмалированный сосуд с глухим звуком вылетел из руки их пленителя и вознесся к потолку, обильно орошая все вокруг продуктами Стрыя-Пиночетовой жизнедеятельности.
А Николай рванулся вперед, стремясь ухватить свободной рукой охранника за горло. Ухватить, придушить!
Человек в порванном камуфляже поспешно отступил назад из зоны досягаемости рук пленника. Утка оглушительно грянулась оземь. Пиночет рвался вперед, орал что-то бессвязное, грязно ругался. Лицо его покраснело, на шее выступили сухожилия, изо рта летела слюна пополам с проклятиями. Скрюченные пальцы царапали воздух. Охранник стоял у двери и смотрел на беснующегося Васютко с некоторым опасением, и с явным сожалением – на опустевшую утку. В камере мощно воняло.
– Убью! Убью! Убью! – в исступлении выкрикивал Николай. Он дергал ногами, единственная цепочка туго натянулась, но прочно удерживала своего пленника.
В конце концов он устал. Перестал бросаться вперед и тяжело осел на матрас, залившись горючими слезами. Стрый пребывал в полной прострации.
Охранник осторожно подошел к плачущему Пиночету и забрал утку. Посмотрел укоризненно.
– Плохие... – сказал он. – Я так и знал, вы плохие.
Пиночет всхлипнул и сквозь слезы выдавил:
– Мрфин... ну пжалста...
– Нет, – качнул головой охранник, – от него худеют.
Видимо, другие минусы морфиновой зависимости его не волновали.
– Вы плохо себя ведете. А знаете, что бывает с теми, кто плохо себя ведет? – охранник широко улыбнулся, но глаза его были бесстрастны и мутноваты. – Их наказывают! И вот мое наказание. – Он широко взмахнул рукой в воздухе, как конферансье, предваряющий чей-то выход: – Оно называется «День без света»!!!
– Псих, – тихо молвил Стрый – полный псих...
С той же как приклеенной ухмылкой тиран в камуфляже повернул старенький черный выключатель и погрузил комнатушку во мрак. В кромешной тьме раздавались всхлипывания Пиночета да дыхание этого ненормального. Потом на миг открылся светлый проем – дверь. Силуэт охранника вырисовался в нем и замер.
– Посидите, – произнес он, и в голосе его уже не было смеха.
Хлопнула дверь, оставив их в темноте.
Васютко еще некоторое время хмыкал, а потом затих, широко открытыми глазами глядя во тьму.
Демон внутри него уже разволновался не на шутку, требовательно цеплялся коготками за позвоночный столб и уверенно лез вверх, к мозгу.
В тишине и темноте лишенное внешних раздражителей сознание воспринимает галлюцинации в десять, нет – в сто раз сильнее. Шепот из затемненных углов, что-то касается вспотевшего лба. Шорох. Что там происходит в лишенной света комнате?
– Ползут! – простонал Стрый. – Они ползут к нам!
Комната была полна пауков! Огромных, с толстыми, покрытыми густой колючей шерстью лапами. Их маленькие глаза-бусины отлично видели в наступившем мраке.
– А-ай... – простонал Васютко и задергался, стремясь отползти подальше от надвигающегося черного многолапого полчища.
Но куда ползти, если позади тебя стена? Пиночет чувствовал, как первая тварь касается его ноги, забирается на нее и медленно ползет вверх. Ясно, что ее цель – лицо. Такие твари любят начинать с лица. Холодная, тяжелая, а на лапках острые коготки, которые прокалывают штанину и впиваются в тело.
– Не-е-ет! – заорал дико Пиночет, подняв голову туда, где должен быть потолок.
Но потолка не было. Было черное звездное небо. Мириады острых колючих звездочек, которые холодно смотрели с появившегося небесного свода. Вот одна из звезд становится ярче, она растет, принимает некую форму – форму птицы, с резко очерченными кожистыми крыльями. Глаза полыхают оранжевым, лапы кончаются грязными, покрытыми пленкой гниющего мяса когтями. Да и не птица это – демон. Страшная потусторонняя тварь. Пиночет закрылся руками и зажмурил глаза.
Почувствовал, как демон тяжело опустился на землю рядом. Тяжелый запах зверя, вонь мертвечины. Острый, покрытый зазубринами клюв ткнул в безвольно лежащую правую руку. Острая боль, Николай закричал, поднес ее к глазам и в звездном свете сумел разглядеть, что руки больше нет – только распухший багрового цвета обрубок.
– Съем тебя! – сказал демон чудовищно низким голосом, словно искусственно пониженным октавы на две, и снова клюнул, на этот раз в другую руку.
Больно, но не это самое страшное. И даже демон – не самое страшное, потому что есть еще бездна. Николай только сейчас понял это. Звездное небо – никакое не небо, это бездонная пропасть с огоньками на дне. А он лежит на отвесной скале, а на ней нельзя лежать, и поэтому он падает, падает, пада...
Чувствуя, как его обвевает обжигающий ветер, Пиночет дико заорал, потому что понял еще кое-что – не все пропасти кончаются дном, в некоторых падение продолжается вечность.
И она прошла – эта вечность. Даже вечности в этом мире заканчиваются. Было тяжело. Была боль, и все новые и новые галлюцинации, как черные стервятники, атаковали разлагающуюся плоть его мозга.
