– Ладно, я расскажу, может тогда поверишь и перестанешь за голема считать. – Обстоятельно, хотя и несколько сжато поведал собеседнику о своей змеиной жизни. Не упустил даже мерзкий момент поедания мыши, от воспоминаний о котором Сергея до сих пор временами тошнило.
Лапников слушал, временами вытаращивал глаза, поначалу вроде не верил, но когда Сергей начал пересказывать повествование Сивера, и дошел до похорон шамана Урунгула, начал медленно кивать соглашаясь. Похоже принял.
– Значит – сказал он неуверенно -Сивер тебе все рассказал?
– Рассказал. Расскажи и ты, где Щербинский, что с деревней за это время случилось?
– Случилось что? Много чего случилось. По ночам шабаши донимали, холодно было, старые дома на растопку пускали. Народ гиб один за другим, кого-то ночные твари задирали, кто-то в змею. Видишь этих семерых? Это все кто остался.
– Как? Это все что осталось от двух тысяч населения деревни?
– Но ты же сам говорил, что к августу тут никого не останется. По домам уже не живем, ночуем здесь, здесь и от шабаша отбиваемся. Дрова скоро кончатся, пропитанье тоже… хорошо что ты вернулся, посидим здесь напоследок. – Неожиданно закончил журналист, вперив безнадежный взгляд в искорябанные доски пола.
Сергей снова осмотрел комнату. Народ сидел по углам, тесными кучками. Люди просто сидели и ничего не делали, смотрели отвлеченно в стены и похоже прибывали в депрессивном ступоре. Спиртного на полках не осталось, но селянам было уже не до него, под стойкой теперь была навалена груда банок с тушенкой. Всем семерым хватило бы на неделю.
– Дела. – Сказал Серега, снова поворачиваясь к Лапникову. – А почему Щербинского не видно?
– Так нет его, – ответил журналист, – исчез неделю назад. Мы с ним весь это месяц вдвоем держались, от шабаша оборонялись, хотя уже не сил не было, не желания. Ты когда обратился вы змеюку, мы вообще еле от пруда ноги унесли. Ты обратился, да сразу и цапнул Щербинского за сапог, хорошо не прокусил. Впрочем теперь то что, нет с нами Щербинского, небось змеей где ни будь шастает.
– Странно, – заметил приезжий, – почему Сивер не вернул его, если вернул меня. Или он все-таки не смог селянина найти.
– Какая разница в конце концов. – Вяло сказал Лапников и понуро уставился в пол.
– Да ты не раскисай, мне Сивер прямо сказал что вот-вот найдем решение как уничтожить камень. Значит не все еще потерянно. Ружье при тебе? Я останусь пока с вами в баре, пороюсь в архиве еще раз.
– Вон твой 'Дракон' – сказал журналист указывая под стойку – мы еще тогда его от пруда вытащили.
Раздался царапающий звук и из-под стола на слабый свет керосинок выползла Венди. Псина прихрамывала, а шерсть на боку весьма сильно обгорела.
– Жизнь тяжела, – произнес Лапников скорбно, – прав был Щербинский.
За окном шелестел снег. Лапников еще рассказал что ночные шабаши с появлением снегопада стали реже, а периодически вообще пропускали по несколько ночей. Так что в деревне теперь стало безопасней. И непонятно, толи твари ночи мерзнут как люди, толи притомились и не торопятся штурмовать бар, потому что людей осталось так мало, что можно сокрушить одним наскоком, толи, что скорее всего стянули основные силы на дно пруда, где и готовят страховидных монстров. Хорошо еще что Сергей не мог вспомнить облик созданного при нем чудища. Запомнилось только что-то черное, а детали, как и кошмары теперь намертво вморожены в подсознание.
Посидели некоторое время молча. Сергей, медленно отогреваясь и наслаждаясь теплом и покоем. Не сравнить конечно с покоем подле Сивера, но тоже ничего. Как приятно быть среди людей! Пусть даже таких мрачных и запуганных как эти. А Лапников мрачно пялился в столешницу.
Сергеев мешок сохранился и лежал теперь подле столика, вперемешку с Лапниковскими вещами. Приезжий порылся в нем, вытащил на свет, потрепанную, залитою разноцветной кровью папку. Ту самую, что так невнимательно читал в первую ночь. Положил ее пред собой, раскрыл. Где-то здесь. Да, стоит почитать внимательно и найдется отгадка, как уничтожить камень. Надо внимательно прочитать о племени, и об их языческих обрядах. Отгадка должна скрываться под этим толстым картонным корешком с грязными потеками, о чем же тогда предупреждал воевода.
Он сосредоточенно полистал папку, медленно погружаясь в поток разнообразных сведений, и боясь пропустить нужное. Лапников напротив угрюмо сидел вяло свесив руки. Хотелось бы радоваться, что не один опять, да сил нет. Устал.
Неожиданно позади народ зашевелился, зароптал, зашебуршился и этот звук был так знаком, что Серега мигом отодвинул папку и обернулся. Так и есть, опять очередной вскочил от стола, дергается по помещению, обращается в змею. Руки селянин держал прижатыми к лицу и тонко пищал. А между пальцами пробивался косматый бурый мех.
– АААаааа – вопил Черепиховец, его шатало, он ударился об стену и чуть не опрокинулся, но удержался и сумел таки отнять руки от лица.
– Да убейте вы его, чтоб не мучился. – Сказал кто-то.
Один из селян вытащил из-под столика свое потрепанное ружье, нехотя прицелился, а остальные наблюдали за ним хладнокровно и спокойно, будто не убивали на глазах их бывшего земляка.
Пораженный змеиной болезнью болезненно метался по старым доскам пола, отшатывался в испуге о столиков с людьми, а лицо его было странной смесью гладкой блестящей шерсти и чешуи. На лбу проклюнулся третий глаз желтоватого цвета, который безумно вращался в орбите. Бывший селянин шатнулся к столику за которым сидели Сергей с Лапниковым, слепо оглядел их и неожиданно сделал то, что от него совсем не ожидали. Он рванулся вперед и цепко ухватил, будто когтями папку и с историей Черепихова.
– Эй! – вскрикнул Сергей в изумлении, а этот монстр отскочил в сторону, и прыгнул головой вперед в окно.
