Июньское солнце быстрое, яркое. Выкатилось из-за верхушек деревьев и уже припекало лица солдат. Бессонная ночь не прошла даром. Командир взвода Павел Голицын оглянулся на своих бойцов… И не узнал их. В глазах — смута, в лицах не то чтобы страх, скорее, растерянность, подавленность.
Оглянулся Голицын, и все взгляды сошлись на нем. В них немой и тупой вопрос: что происходит с нами?
Закончились первые сутки войны. Бессонные, тревожные, с криками раненых, с кровью. Впервые они увидели врага вблизи.
Ранним утром, до восхода солнца навстречу цепи его взвода выехали немцы. Пятеро гитлеровцев. Они ехали на велосипедах по шоссе, открыто, не прячась, радостно переговариваясь друг с другом, гортанно гогоча.
Как это случилось, не понятно? Вечером их мотоциклетный полк завязал бой с фашистами на подходах к городку Браньск. Командиром полка была поставлена задача выбить немцев из городка.
Роты развернулись в цепь и двинулись вперед. Немцы открыли огонь, цепь залегла. Завязалась перестрелка, которая длилась всю ночь.
С рассветом все затихло. Никто не предпринимал никаких действий. Возможно, немцы подумали, что полк Красной армии отошел, и послали разведку. Только этих пять горланящих фашистов мало походили на разведчиков.
Словом, комвзвода Голицын подпустил их поближе и дал команду «Огонь!» Четверо фашистов были убиты, пятого захватили в плен.
А вскоре солдаты полка без какой-либо команды стали отходить. Фашисты открыли по отходящим сильный огонь.
Голицын сдал пленного немца какому-то майору и двинулся на мотоцикле в обратную дорогу.
Полк отступал.
Через полчаса езды колонна остановилась. Бойцы и командиры пополнили боекомплект, водители мотоциклов заправили машины. Потом прозвучала команда: «Строиться полку».
Роты выстроились по периметру лесной поляны. Перед строем полка появился комполка капитан Громов.
— Товарищи командиры и бойцы! Началась война. Враг перешел границу и уже в десятке километров от нас.
Капитан рубанул рукой в ту сторону, откуда они приехали час назад.
— Нужна дисциплина и порядок, — крикнул комполка, — железная дисциплина.
В это время из-за строя первой роты двое красноармейцев с винтовками вывели вперед солдата. Шеренги полка зашевелились, бойцы вытягивали шеи, чтобы разглядеть солдата. Маленький, щупленький солдатик, в грязном обмундировании, без пилотки и ремня замер перед строем полка. Он был ни жив ни мертв. Бледные как мел щеки, остекленевшие от страха глаза, обмякшее тело. Казалось, он только и держался на руках часовых. Разойдись они, и солдатик рухнул бы, как подкошенный.
В первую минуту Голицын даже не понял, что происходит. Откуда он, этот солдатик, и почему его вывели перед строем.
— Это дезертир, товарищи! — резко выкрикнул комполка. — Он бежал с передовой.
В следующее мгновение вперед вышел какой-то офицер и зачитал приговор трибунала.
Когда он произнес слово «расстрел», Павел Голицын услышал, как стрекочут в траве кузнечики и ветер шуршит в.листве деревьев.
Полк замер, застыл, словно заледенел. Голицын смотрел на взлохмаченного, опущенного солдатика и не верил словам офицера трибунала. Как расстрел? За что? Говорили, что солдатика этого кто-то увидел ночью, километрах в десяти от расположения полка. Скорее всего, он просто заблудился, сбился с дороги в этой беготне, пальбе и неразберихе.
Несмотря на душный июньский день, Павел Голицын чувствовал, как холодеет у него внутри. На месте солдатика мог оказаться и он, и любой другой из его взвода.
Солдатика расстреляли на глазах у всех и закопали здесь же на поляне.
На душе было муторно и гадко. Так прошел первый день войны…
Все последующие дни полк отступал.
Ночью отходили, днем пытались дать бой фашистам. Но немцы были сильнее и в технике, и в оружии, и в живой силе.
При подходе к Волковыску, на открытом участке местности, немецкие самолеты нанесли удар по колонне. Они расстреливали полк из пулеметов. Потери оказались велики — от личного состава осталась в лучшем случае треть людей.
Бойцы были измотаны бессонницей, боями. Тыловые подразделения где-то потерялись в дороге, есть нечего, из «НЗ» только сухари.
Однако выхода не было. Комполка приказал занять оборону западнее Волковыска. Но она не выдержала и первого удара фашистов. Началось беспорядочное бегство.
Мотоциклы с водителями находились в ближайшем населенном пункте. Когда Голицын прибежал туда, уже во дворе оставался всего один мотоцикл. Но его заняли командир роты и офицер из другого подразделения. Павлу места уже не было.
Комроты умчался, бросив своего взводного. В этот момент, глядя в спину уезжающего командира, Голицын вспомнил маленького, взлохмаченного солдатика, признанного дезертиром и расстрелянного в первый день войны. Кто был настоящим дезертиром — солдатик или его ротный командир?
Однако для долгих раздумий времени не хватало. Немцы наседали. Дав несколько очередей из автомата по цепи фашистов, Павел вскочил на лошадь, которая находилась в этом же дворе, и помчался к лесу.
До опушки леса он добрался благополучно, хотя в спину и стреляли. Лесными дорогами выехал восточнее Волковыска. Там нашел остатки своего полка, доложил о прибытии и получил задачу — возглавив два мотоциклетных экипажа, убыть на разведку западнее Волковыска, выяснить силы и средства наступающих фашистов и, возвратившись, сообщить.
Разведгруппа, проехав Волковыск, остановилась, залегла, стала вести наблюдение. Сначала по дороге двигались остатки наших войск, а ближе к полудню появились немцы. Открыв огонь по фашистскому дозору, мотоциклисты вскочили в машины и помчались через горящий город назад, туда, где занимал позиции их полк.
В дороге попали под бомбежку немцев, под свой артобстрел, и наконец, выехали в расположение полка. Но полка на месте не оказалось. Не дождавшись разведки, подразделения снялись и ушли на восток.
Вновь надо было догонять своих. Только вот где они, свои? Осталось ли что-нибудь и кто-нибудь от его полка?
Павел Голицын вместе с отступающими частями прошел местечко Зельву и двинулся на Слоним. У Слонима разрозненные группы красноармейцев встречали офицеры и пытались сформировать взводы и роты и тут же направляли их на оборону города. Однако утром под ударами фашистской авиации, наспех сколоченные подразделения рассыпались, и вновь началось бегство.
В воспоминаниях Павел Агафонович Голицын так описывает свои впечатления: «По обе стороны шоссейной дороги горели машины, валялись трупы убитых бойцов, куча разбросанных документов разгромленных штабов, личные дела офицеров, брошенное стрелковое и артиллерийское вооружение. Картина была жуткая.
Ударные группировки танковых и механизированных войск противника, наступая со стороны Вильнюса и Бреста, 28 июня 1941 года овладели Минском и окружили основную группировку войск 3-й и 10-й армий Западного фронта в районе Лида-Барановичи-Слоним.
Отборные войска Западного фронта, лучшие в составе Красной армии, оказались беспомощными, деморализованными, окруженными гитлеровцами.
Десятки тысяч бойцов оказались в кольце окружения.
Снова и снова предпринимались попытки формировать воинские подразделения для отпора врагу, прорыва фронта немцев и выхода из окружения, но все было безуспешно».