Он упорно стоит на своем. Почему он не сможет добиться того, чего уже добились химики? Ведь удалось же Зинину основать ставшую теперь знаменитой Казанскую химическую лабораторию, из которой вышли прославленные химики — Бутлеров, Марковников. До Столетова доносятся вести о том, что и в Петербурге молодой химик Менделеев вместе со своим учителем Воскресенским и химиком Соколовым создали химическую лабораторию.
Известия об успехах химиков радовали Столетова, помогали ему еще упорнее отстаивать свою идею.
Столетов даже не помышлял о возможности поражения. Он настолько был уверен в том, что в конце концов добьется открытия лаборатории, что уже в 1870 году вместе со своим учеником, будущим профессором физики Николаем Николаевичем Шиллером, начинает готовить задачи для будущего физического практикума. По целым дням вместе с Шиллером он орудует в физическом кабинете, конструируя установки для проведения опытов.
В годы хлопот о создании лаборатории у Столетова возникает крепкая дружба со многими передовыми людьми университета.
Большие люди всегда обладают необыкновенной притягательной силой для окружающих.
Неотразимо привлекателен был и Столетов для людей, близко соприкасавшихся с ним.
Другом Столетова становится механик, математик и ботаник Василий Яковлевич Цингер (1836–1907), воспитанник Давидова и Брашмана.
Цингер продолжает традиции своих учителей. Свое выдающееся математическое дарование Цингер применяет для решения сложных физических задач.
Это характерно и для другого друга Столетова — математика и механика Федора Алексеевича Слудского (1841–1897). В математике он также видит инструмент для решения задач, выдвигаемых естественными науками.
Близким Столетову человеком становится его прежний учитель, астроном Федор Александрович Бредихин, имя которого в то время уже было овеяно всемирной славой.
Товарищем Столетова становится профессор зоологии Анатолий Петрович Богданов, одним из первых начавший пропагандировать эволюционную теорию происхождения животных и человека.
Все эти люди, как и Столетов, борются за то, чтобы сделать возможным самостоятельное развитие наук, которым они посвятили себя. Для всех них наука это не только средство познания природы, это и великая общественная сила.
В годы, когда сверху насаждалось низкопоклонство перед всем заграничным, когда в учреждении, которое должно было бы стать штабом русской науки, — в Академии наук — господствовали иностранцы и отечественные реакционеры, эти люди смело шли против течения, отстаивая научное национальное самосознание, борясь за право русских людей на свободное творчество.
Цингер, Слудский и Давидов деятельно работали в Московском математическом обществе.
Большие заслуги перед русской наукой были и у Богданова, создавшего многочисленную научную школу. Кафедра биологии и зоологии при Богданове превратилась в подлинную кузницу молодых кадров, стоящих на позициях материалистической науки.
Серьезной заслугой товарищей Столетова было и то исключительное внимание, которое они уделяли созданию научной общественности. Наверху об этом никто и не помышлял. Более того, правительство было заинтересовано в том, чтобы оторвать ученых от народа, отгородить каменной стеной науку от широких масс.
Русские ученые начали создавать научную общественность наперекор правительству, борясь со всевозможными, порой весьма циничными и унизительными, противодействиями. Те, которым были не по душе эти стремления русских ученых, не гнушались действовать и рублем, урезая и без того скромные средства, отпускавшиеся на содержание университетов.
По инициативе русских ученых в России одно за другим возникают научные общества. Много в этом направлении делают московские ученые. В 1864 году Брашман основал Московское математическое общество.
По инициативе Богданова, Давидова и Щуровского в 1865 году было основано Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии.
Слово «любители» стояло в названии этого общества не случайно.
Общество ставило своей задачей включить в свой состав не только ученых, но и всех, интересующихся наукой. Привлекая в общество людей, связанных с техникой и промышленностью, общество преследовало цель пробудить интерес к науке в широких слоях населения, чтобы завоевать ей общественную поддержку.
В 1867 году собрался I съезд русских естествоиспытателей и врачей. Регулярно потом повторявшиеся съезды естествоиспытателей и врачей сыграли громадную роль в развитии русской науки.
Через несколько лет, в 1872 году, в Петербурге возникает еще одно общество — Русское физико- химическое.
Идея объединения научных сил близка Столетову. Он становится членом одного из старейших научных обществ — Московского общества испытателей природы. Он входит в состав Математического общества. Впоследствии он становится членом Общества любителей естествознания, этнографии и антропологии.
Ему, человеку, воспитанному на идеях великих русских просветителей, близок девиз этого обществу: «Содействовать самостоятельному развитию естествознания в России и тому, чтобы это знание из кабинета ученого поступало в массу народа и становилось его умственным достоянием».
После выздоровления Столетов деятельно принялся за объединение московских физиков.
Столетов ясно понимал, как полезно для ученого находиться в коллективе. Нельзя создавать науку, будучи оторванным от других ученых, замкнувшись в своей скорлупе. Привычка к товарищеской взаимопомощи возникла у Столетова давно — и в школе, и в университете, и за границей он всегда жил в окружении товарищей, друзей, соратников.
Без научной среды, без научного коллектива ученый неизбежно будет вариться в собственном соку, отставать от своего времени. Это понимали все передовые ученые того времени. Это понимал и Столетов.
Находиться в коллективе, в научной школе особенно важно для молодых формирующихся ученых. А в России физика развивалась как наука, представленная в основном только рядом блестящих одиночек. Ни великому русскому физику Петрову, ни Якоби, ни Ленцу не удалось создать физическую школу, тогда как только школа могла обеспечить массовое, широкое развитие научной мысли.
Сам увлеченный наукой, влюбленный в свое дело, Столетов увлекает за собой и своих слушателей.
В отношении студентов к Столетову с огромной силой проявилось то, о чем замечательно сказал Менделеев: «Не тот профессор должен получать… одобрение, который только сообщает юношеству признанные истины, но тот, который сверх того личным примером дает образцы того, для чего назначаются высшие учебные заведения, то-есть тот, который наиболее вносит в науку самостоятельного, нового. Профессоров, к этому неспособных, то-есть способных лишь повторять зады и их излагать, надо мало для высших учебных заведений, хотя без них дело обойтись не может, и хотя в управлении высшим учебным заведением и им надо дать известное место, однако преобладающее значение во всех отношениях должны получить лишь те профессора, которые продолжают итти вперед и заражают своими стремлениями массу потомства!»
Столетов всегда готов прийти на помощь студентам, интересующимся наукой. Его книги, журналы всегда в их распоряжении. Каждый студент знает, что стоит ему обратиться к Столетову — и он получит исчерпывающий ответ на всякий вопрос. Ученый подскажет ему тему для реферата, внимательно, любовно поправит данную ему на просмотр научную работу.
Столетов не ждет, чтобы слушатели находили его. Он сам ищет среди молодежи, окружающей его, людей способных, могущих стать настоящими учеными.
Талантливых людей он приближает к себе, они становились завсегдатаями его квартиры.
Столетов «открывает» многих людей, ставших впоследствии выдающимися деятелями русской науки.
Столетов первым угадал необыкновенные способности к математической физике у длинноволосого, с мечтательными голубыми глазами юноши Николая Умова, учившегося у него в 1866–1867 годах. Из этого
