В этом же номере журнала был напечатан биографический очерк о герое Шипки Н. Г. Столетове. Этот очерк также принадлежал перу Александра Григорьевича.
Нежными, близкими были отношения двух братьев. Никогда не прерывалась связь между ними.
После окончания русско-турецкой войны Н. Г. Столетову поручается тайная миссия — он должен пробраться окружным путем под чужим именем в Афганистан. Англия натравливает афганского эмира на Россию. Столетову поручают увидеться с афганским эмиром и убедить его в гибельности политики связи с Англией.
Долгий путь проделывает Николай Григорьевич от Одессы через Дарданеллы, через Суэцкий канал, Красное море и Персидский залив в Афганистан. И часто в то время к Александру Григорьевичу Столетову на квартиру приносят письма, переправленные по дипломатической почте. Никто из родных не знает о том, куда отправился Николай Григорьевич, только с Александром, милым Сашей, делится Николай всем.
Письма приходят из Порт-Саида. Николай пишет о том, как приходится ему обманывать уже напавших на его след сыщиков, агентов Англии.
Письма приходят из Каира.
«Что это за страна? — пишет Николай Александру. — Кем она управляется! Какие у нее интересы? Она управляется разными агентами европейских ростовщиков, которые, как пиявки, только и заботятся, чтобы вытянуть более с страны; жителей сельских они цивилизовали по-своему, а именно — превратили в нищих, у которых нет никаких политических инстинктов…
Status quo[14] Египта, понятно, выгодно Англии — во всяком случае она проведет войска через Египет, как через свою собственную территорию, и может быть даже удобнее, так как на каждом шагу разные средневековые привилегии и т. п.».
Письма приходят с Цейлона.
Николай Григорьевич попрежнему просит брата держать его поездку в тайне…
Таким был брат знаменитого физика.
В эти годы Александр Григорьевич печатает статью об опытах по определению коэфициента пропорциональности, знаменитый «Очерк развития наших сведений о газах». Он совершенствует свою лабораторию и внимательно следит за всем, что происходит в других центрах русской науки.
Он помогает создавать лаборатории в Казани, Одессе, Киеве, Варшаве.
В его адрес приходит множество писем, в которых просят его поддержки и совета, рассказывают ему о своих делах.
Случалось и ему запрашивать своих иногородних друзей.
Речь заходила зачастую о вопросах, не имевших, казалось бы, научного характера. Руководителю лаборатории Московского университета, как и другим русским ученым, то и дело приходилось придумывать тактические приемы обхода всевозможных бюрократических рогаток.
Вот одно из писем к Столетову.
В этом любопытном письме делится опытом обхода нелепых правил затрудняющих работу, профессор Одесского университета Ф. И. Шведов.
«Многоуважаемый Александр Григорьевич! — пишет он 6 октября 1880 года.
В ответ на Ваше письмо спешу сообщить Вам следующее:
Хотя у нас и существует инструкция, утвержденная Советом и определяющая обязанности всех служащих, а в том числе и механика, но по свойству всех инструкций она остается мертвою буквой. По отношению к механику практика нашего университета такова, что он обязан содержать в исправности машины и взимает плату только в случае починки. Но так как инструменты всегда исправны, пока не сломаны, то в существе за всякое прикосновение механика приходится платить и часто дороже, чем постороннему механику. Никакой регулировки платы и никакого приурочивания часов или времени работы для механика не существует у нас, да, по моему мнению, и не может существовать, так как механик избирается и увольняется Советом, которому никакого дела до механика нет.
Сколько я чувствую, у вас та же беда с механиком, что и у нас. В действительности, это место, есть синекура и при том довольно выгодная. Изменить это едва ли вам удастся, так как пришлось бы хватить слишком глубоко. Да разве только один, механик? А лаборанты не то же ли самое? Тоже избираются Советом! Чтобы сколько-нибудь помочь горю, я нанимаю себе, под видом служащих, получающего от 10 до 15 рублей в месяц подмастерье, который и выполняет мне все необходимые при чтении лекций дела. Это и есть мой единственный помощник, мне стоящий менее 200 руб. в год. Остальные же, — механик, лаборант и хранитель кабинета, стоящие с квартирами около 300 рублей, живут в свое удовольствие, и слава богу, что не мешают мне и не портят кабинета. На том мы и помирились. Это называется существующий порядок.
Сожалею, что не мог удовлетворить вполне вашему любопытству, — как видите, ничего нет достойного подражания.
С истинным уверением всегда готовый к услугам
Столетов находился в центре научной и общественной жизни.
17 марта 1880 года Столетов вместе с другими членами физического отделения Общества любителей естествознания чествовал вернувшегося из-за границы знаменитого изобретателя Яблочкова.
Празднично освещена большая аудитория Политехнического музея на Лубянской площади. Прохожие с удивлением смотрят на невиданно яркий свет, бьющий из окон музея.
Там горят четыре электрические солнца — солнца, созданные Яблочковым.
За столом президиума председатель физического отделения Владимирский, председатель технического отдела Архипов, бывший председатель физическою отделения Делла Вос.
Здесь и старик физик Вейнберг, и знаменитый этнограф Анучин, здесь же находится и Александр Григорьевич, рядом с ним ею ученик Зилов.
Бурными аплодисментами собравшиеся встречают поднявшегося на трибуну Яблочкова.
Изобретатель при первом же проблеске надежды на возможность применить свое изобретение на родине вернулся в Россию. 1 миллион франков пришлось уплатить Яблочкову французским компаньонам, чтобы выкупить свой патент.
«Схватились теперь и мы за это наше изобретение. Мы только во-время не сумели оценить его, а теперь можно, теперь оно уже иностранное, а нам только того и нужно», — с горькой иронией писал один из сотрудников журнала «Природа и охота», комментируя предложения, сделанные Яблочкову русскими предпринимателями.
После доклада Яблочкова присутствующие члены отделения выдвигают предложение присудить изобретателю Большую золотую медаль общества.
На этом заседании отделение решает поручить одному из членов подготовить доклад, посвященный разоблачению крикливой и лживой американской рекламы о мнимом приоритете Эдисона в создании электрического освещения.
Передовым русским ученым приходилось всегда быть настороже. Честь русской науки подвергалась нападкам и за рубежом и на родине.
В ноябре 1880 года реакционная партия в Академии наук добилась забаллотирования величайшего русского ученого Дмитрия Ивановича Менделеева. Бессмертный творец периодического закона Менделеев был отвергнут императорской Академией наук.
