Они выкрадывали табельный номер и шли в сборочный, который по ночам не работал, и там спали, спрятавшись в ящиках. Однажды под утро Николая разбудили. Перед ним стоял Таскин. Он застенчиво улыбнулся, кашлянул в кулак и сказал:
— Михайлов, за тебя Пушкин работает?
— Не могу, Таскин, спать охота, — отвечал Михайлов и хотел было повернуться на другой бок, но Таскин оказался настойчивым парнем:
— Спать всем охота! А работать кто будет?
— Пушкин, — попробовал отшутиться Николай, но Таскин не был расположен к шуткам.
— Ты свою работу не сделал. Придется за тебя другому делать. «Чья это работа?» спросят меня. «Коли Михайлова, — скажу, — проспал он».
«А ведь и в самом деле неудобно», подумал Коля, и ему вдруг стало совестно перед Таскиным, что вот он, Михайлов, спит украдкой от товарищей в каком-то грязном ящике.
— Мы здесь на заводе не ради баловства. У нас план! Мы должны сдать заказ в срок. А если все спать лягут, что тогда будет? — укорял Таскин.
Прислушиваясь к его тихим словам, Николай подумал, что коммуна держится, пожалуй, не только заботой ребят друг о друге, но и заботой каждого коммунара о хозяйстве коммуны. Хозяйский глаз много значит во всяком деле. И Николай невольно сравнил Костю с Таскиным. Ему стало стыдно за брата.
В это утро он впервые работал за станком, не скучая. Ему хотелось нагнать упущенное, сделать стоек столько, чтобы все говорили: «Посмотри, как Николай вкалывает!»
Когда резцы стало заедать, он сбегал за Таскиным и внимательно следил, как инструктор точил их и заправлял. А в следующий раз од попытался все это проделать сам. Таскин, наблюдая перемену, сказал заведующему воспитательной части:
— А Коля-то Михайлов начинает вникать!
В одну из следующих ночей к Николаю вновь подошел Костя. Он развязно сказал:
— Работа не волк, в лес не убежит!
— Ну и здоровый же ты лодырь, Костька! — с укоризной ответил Николай.
«Нужно чем-то занять Михайлова в часы отдыха», думал Смелянский, воспитатель корпуса, в котором жил Николай. И он предложил Михайлову оборудовать столовую, которая теперь с трудом вмещала всех воспитанников.
У Николая прибавилась новая забота. Необходимо было раздобыть столы, скамейки. Ему пришлось завербовать себе помощников. Вскоре столы и скамейки раздобыли, но они требовали починки. Новая забота! Михайлов отыскал среди болшевцев хороших столяров, и мебель вышла не хуже новой.
Его радовало это тесное деловое общение с людьми, и Смелянский, наблюдая за ним, решил, что из него выйдет хороший организатор.
Однако тоска по Москве у Николая не пропадала. Хотелось хоть один вечерок пожить «с треском» — тряхнуть стариной. Он придумывал, как бы получить увольнительную.
Не откладывая дела, он пошел к Смелянскому. Тот встретил его, как всегда, приветливо.
— Нам нужно теперь, — говорил он, — вызвать на соревнование четырнадцатое общежитие. Пусть подтянутся! Не мешало бы в красном уголке выпустить стенную газету. Вообще работать на широкую ногу. Работы здесь надолго хватит! Сразу не проворотишь.
— У меня предложение есть, — перебил его Михайлов.
— Да?
— Радио в красном уголке установить.
— На это дело монета нужна.
— Обойдемся! — хитро улыбнувшись, ответил Николай.
— А именно?
— У меня в Москве четырехламповый приемник есть. Я хочу подарить его.
«А Москва-то все-таки из головы у него нейдет. От приемника нет смысла отказываться, но и Михайлова никак нельзя еще отпускать», подумал Смелянский.
— Может быть, приемник жене нужен? — спросил он.
— Никому он не нужен — давно весь паутиной оброс.
«Хитрая бестия», опять подумал Смелянский, а Николай, облокотившись на стол, ждал ответа.
— Ты делаешь ценный подарок нашему корпусу. Ребята будут довольны, — говорил Смелянский.
И Николай ждал, что вот он сейчас спросит: «Ну, а когда тебе удобнее будет съездить за ним?» Но Смелянский неторопливо оторвал листок из блокнота и подал его Николаю:
— Ты напиши, пожалуйста, свой адрес, Теронский поедет, захватит!
Николай никак не ожидал, что дело примет такой дурацкий оборот. Отступать было поздно. Он написал адрес и даже нашел в себе силы сказать Смелянскому:
— Пожалуйста!
Но, захлопнув за собой дверь, он дал волю гневу. «Скотина! Фрайер несчастный!» Коля готов был перегрызть горло этому коварному воспитателю. Как он смеет издеваться над ним! Что Николай — мальчишка? Теперь Смелянский сидит и ухмыляется: «Вот, дескать, как я ловко одурачил этого знаменитого жулика».
И, конечно, он будет повсюду хвастаться и рассказывать про эту смешную попытку купить отпуск. Теперь при встрече все будут говорить: «А ну-ка, расскажи, Коля, как ты приемничек проморгал». Михайлов так расстроился, что незаметно для себя вышел в лес.
Ему в коммуне до сих пор не верят, помыкают им. Долго ли терпеть все это? Так, размышляя, он бродил по сугробам, царапал еловыми ветками лицо. Да, жизнь в коммуне оказалась суровой. У него теперь нет даже денег на билет до Москвы, и вот уже несколько дней он сидит без папирос. Это он, Николай Михайлов, у которого в руках были тысячи! И в довершение всего над ним может издеваться каждый воспитателишка!
«Я откровенно объяснюсь с ребятами. Простите, скажу, но я не могу больше жить здесь. Здесь мне не верят ни на грош, помыкают на каждом шагу. Пусть лучше Соловки, но зато я буду знать, что широко и весело пожил».
С таким решением Николай пришел к Мологину. Он хотел попросить у него денег взаймы, чтобы расплатиться перед отъездом с мелкими долгами в коммуне.
Мологин заботливо вгляделся в него и спросил:
— Ты что невеселый?..
— У тебя не найдется пятерки на несколько дней?
— Да что с тобой, Коля, на тебе лица нет?
— Тяжело мне, Алексей. Я с удовольствием бы поколотил всех этих воспитателей и хваленых активистов.
— Дело плохо. Садись, потолкуем.
— Этот номер с коммуной, видимо, не для меня приготовлен. Мне здесь не верят, смотрят, как на мальчишку. В таком случае — счастливо оставаться!
— Наоборот, — ответил Мологин, — я слыхал, как все здесь хвалят тебя за активную работу. Тобой довольны, Коля!
— Я убедился сегодня, как мной довольны, — горько улыбнулся он и рассказал Мологину историю со Смелянским.
— Молодец!
— Больше мне ничего не остается делать.
— Да не ты молодец! Не ты, Коля, а Смелянский. Честное слово, молодец. Я теперь уверен, что он из тебя человека сделает.
— Брось зубоскалить, Алексей, говори делом!
— Делом, Коля, делом! В Москву тебе еще рано. Сейчас тебя Москва сожжет!
— Думаешь, воровать пойду? Или напьюсь?
— Не зарекайся! Это — ох, как соблазнительно!
— У меня в Москве жена молодая! Все время одна думка: а как бы там чего не вышло…
