погоню, так как видели, что французы не желают принимать бой, и артиллерийская дуэль двух кильватерных колонн невозможна. Эти успехи, а также победы Боскауэна при Лагосе (1759 год) и Роднея в Битве при лунном свете (1780 год) показали надуманность 'Постоянных Инструкций'. Используя усовершенствованные Кемпенфелтом и Попхемом сигнальные книги, Хоу разорвал вражескую линию в нескольких местах в бою Славного Первого Июня (1794 год), Нельсон, сам выйдя из линии, помешал врагу бежать в бою у Сент-Винсента (1797 год). Дункан, подходя двумя колоннами, расколол строй голландцев на 3 части у Кампердауна (1797 год). В битве у Трафальгара дивизия Коллингвуда атаковала хвост колонны Вильнева, пока Нельсон прорывал центр, что привело к катастрофическому поражению неприятеля.
Из всех этих боев сделали два вывода: артиллерийская дуэль двух кильватерных колонн редко бывает решительной, нельзя считать 'Боевые инструкции' жестким приказом. Тем не менее, после устранения угрозы Наполеона все осталось по-прежнему. Новый вариант 'Инструкций' еще на сто лет утвердил артиллерийскую дуэль двух кильватерных колонн единственным видом боя. Новое решение застарелой проблемы – сосредоточить превосходящие силы против части неприятельской линии путем 'crossing Т' – предложила Цусима, но его было трудно реализовать. Некоторые адмиралы отстаивали тактику раздельных действий. Адмирал сэр Уильям Мэй, будучи главнокомандующим Флотом Метрополии, позволял командирам дивизий линкоров маневрировать самостоятельно, чтобы сосредоточить превосходящие силы против части неприятельской линии. 'Разделение флота предоставляет свободу младшим командирам и подрезает корни сугубо оборонительной тактики, которую диктует строй единой кильватерной колонны. Оно позволяет использовать более агрессивные способы ведения боя'. Однако скоординированная атака оказалась настолько сложной, что преемник Мэя отбросил ее.
Хотя позднее адмирал Каллахэн снова возродил ее, а Джеллико вроде бы с ней согласился, он сам почти не отрабатывал эту тактику на маневрах. Джеллико предпочитал действовать единой кильватерной колонной, хотя все-таки ему пришлось позволить быстроходной 5-й эскадре линкоров некоторую свободу. Вполне вероятно, что Джеллико поступил так против собственного желания, его математический ум предпочитал единое командование. Более того, он выпускал боевые приказы, а не инструкции. А Викторианский флот так крепко приучал повиноваться, что большинство его адмиралов и капитанов приняли эти 75 страниц как нерушимую догму. Он резко одергивал тех, кто хотел перемен, особенно Стэрди, который после Ютландского боя заявил: 'Если бы моя эскадра шла на правом крыле, я нарушил бы приказ о развертывании и вывел бы ее на другой борт немцам. Если ты хочешь уничтожить противника, следует затянуть сеть вокруг него'. Джеллико не хватало нельсоновской хватки, и он требовал от своих капитанов исполнения письменных приказов. Он не понимал, что успех действий большого флота, три четверти которого он сам просто не мог видеть, будет зависеть от инициативы адмиралов и капитанов, реализующих его идеи с учетом сложившейся обстановки. В Ютландском бою сыграли роль два фактора: плохая видимость и время установления контакта линейными флотами – до темноты оставалось совсем недолго.
По словам одного офицера: 'Разве следовало ожидать, что более слабый германский флот позволит себя уничтожить, чтобы подтвердить нашу концепцию ведения боя?' Коуэн, командовавший 'Принцесс Ройял', писал: 'Увидев Гранд Флит на дистанции артиллерийского выстрела, мы едва не начали бросать в воздух фуражки – было похоже, что мы крепко поймали их. Немцы встретились с превосходящими силами, жаждущими крови.
Затем, однако, началось это нелепое помпезное развертывание. Я совершенно не мог понять его смысла. Мы отчаянно хотели, чтобы хоть одна дивизия линкоров из 8 пристроилась за кормой линейных крейсеров.
Ведь тогда появлялся дополнительный шанс смять голову немецкой колонны'.
28 дредноутов могли достичь совершенно иного результата против 16, пусть даже с добавлением 6 броненосцев, если бы Джеллико развернул 2-ю и 4-ю эскадры линкоров к востоку от германской линии, а 1 -ю и 5-ю – к западу. В этом случае боевой разворот Шеера не дал бы никакой выгоды. Зажатый между двумя соединениями, каждое из которых совсем немного уступало его собственным силам, он вынужден был бы принять бой или бежать, бросив броненосцы Мауве на произвол судьбы. Идти на юг означало прорываться мимо Гарвичских Сил Тэрвитта и 3-й эскадры линкоров Брэдфорда. Лишь жалкие остатки флота добрались бы тогда до своих портов. Но, разумеется, такое легко предлагать сегодня. 31 мая 1916 года приказать нечто подобное для Джеллико, или сделать по собственной инициативе для Берни, было много труднее. Джеллико писал: 'Ни один из моих критиков не понимал, насколько влияли на управление флотом отсутствие информации о противнике и плохая видимость'.
Второй главной причиной нерешительных итогов боя была склонность Джеллико к слишком осторожным действиям, что было ясно видно из его письма Адмиралтейству в октябре 1914 года. Джеллико предпочитал отворачивать ОТ торпедных атак и медленно реагировал на боевые развороты Шеера. Коуэн писал: 'Урок боя был для меня ясен. Если ты не используешь возможности, предоставленные врагом, более они не повторяются.
Если более сильному флоту предоставляется возможность атаковать, следует забыть о всяких торпедах. Повреждения от торпедных попаданий в тот день были ничтожны по сравнению с результатами артиллерийского огня'. Джеллико придавал слишком много значения опасности атак подводных лодок во время генерального сражения. Он питал необъяснимую уверенность, что враг насыплет плавающих мин в свою кильватерную струю. Он слишком боялся атак вражеских миноносцев. В то же самое время он крайне низко ценил собственные торпеды.
Такая сверхосторожность была результатом сплава нескольких факторов. Первым среди них можно назвать засушенный академический подход к любой проблеме. Второе – спустя два года войны, и физически, и умственно это был уже не тот предприимчивый лидер, которого когда-то знал Фишер. Третье – еще в 1890 году Мэхен предупреждал, описывая сражения XVIII века, что 'внимание офицеров Королевского Флота не привлекли радикальные изменения техники, которые должны были привести к радикальным изменениям идей'. Особенно справедливо это было по отношению к техническим нововведениям последнего десятилетия. Кроме того, увлекшись гонкой вооружений с Германией, англичане совершенно забыли о человеческом факторе. Они не смогли воспитать боевых командиров, спутав это понятие с 'командиром боевого корабля'. С четвертым фактором не сталкивался ни один британский командующий со времен Армады. Добиваясь своих побед, Родней, Хоу, Джервис и Нельсон рисковали не более чем третью британского флота. Стратегия кайзера заставила Адмиралтейство бросить на карту все до последнего человека. Если бы Вильнев уничтожил 27 линейных кораблей Нельсона, у Англии оставалось еще 54. Джеллико не мог рисковать своими дредноутами, чтобы 'выиграть или проиграть все'. Последнее отразил в своем дневнике капитан 1 ранга Герберт Ричмонд: 'Абсолютно необходимо смотреть на всю войну в целом, а не сосредоточиваться на одном германском флоте. Мы должны были истощить Германию, уничтожить Германию. Уничтожение германского флота – это средство достижения результата, а не сам результат. Если, пытаясь уничтожить германский флот, мы рискуем поставить под угрозу глобальную цель, такой риск слишком велик'.
Все правительства подряд разрешали военному министерству отправлять на материк лишь небольшое количество войск. Франция делалась краеугольным камнем британской стратегии. Не имея серьезных сил для десантных операций, британский флот был оттеснен на вторые роли. Если нация и империя послали целое поколение на поля Фландрии и напрягали все силы, чтобы снабжать армию всем необходимым, от флота требовалось лишь обеспечить отсутствие помех этому. Ну, еще помешать Германии получать ресурсы из других стран. И нельзя было поставить это под угрозу ради уничтожения германского флота, чье влияние на события во Франции совсем не ощущалось.
После того, как во Франции началась позиционная война, 'большинство опытных командиров действовали бы так же, как это делал Джеллико. Он стал оружием, решавшим судьбы мира. Он не был готов принять неизмеримый риск', – писал Четфилд. Сирил Фоллз считал иначе. 'Он сражался, чтобы не допустить победы Германии, а не для того, чтобы принести победу Британии'. 'Однако понимание того, что генеральное сражение не есть необходимость в данной ситуации, и к нему не следует стремиться, слишком рискуя, не должно было продиктовать оборонительный образ мышления или тактические схемы', – заметил Черчилль.
Битти не просто признал то, что неопределенный результат Ютландского боя вызван лишь одной из этих причин. Если Джеллико сделал множество изменений в своих 'Боевых инструкциях' после боя и
