Вожжеватов оглянулся и сказал, понизив голос:
– Локи! Он самый главный. Как бы тебе объяснить… Ну, шеф как бы хозяин, а они как бы его слуги. Его даже Тхакур боялся!
– Ничего себе…
– Да, братан, такой он. Шеф… как это Гереро говорил… психократ. Во!
– Ух ты… – неуверенно сказал Антон. – То есть он нами управлять может?
– Аж шум будет стоять! – подхватил Вася. Он оглянулся, но редкая колонна заложников, подгоняемая боевиками, брела вдалеке, направляясь к главному входу, а за редкими синими кустиками, высаженными вдоль дорожки, не спрячешься. Да если бы даже и было кому подслушивать, Вожжеватов все равно выложил бы переполнявшие его совсекретные сведения. Что ему за интерес и какое удовольствие знать и не похвалиться, не предстать человеком, облеченным доверием вышестоящих?! Болтун – находка для шпиона…
– Локи вообще новый вид, – спешил поделиться Вася. – Хомо супер! Прикинь? Никто толком не знает, как и что, но родился Локи в секретном институте, где-то в Ютландии, а когда вырос, взял и ушел оттуда! Заставил всех этих мэнээсов служить себе! Прикинь? Росту он маленького…
– Как Гитлер, – ляпнул Антон.
– Точно, – хихикнул Вася и строго сказал: – Ты базар-то фильтруй!
Антон дурашливо откозырял, и Вожжеватов заулыбался с прежним энтузиазмом.
– Да все великие габаритами не блещут, – продолжал он болтать, – что Гитлер, что Сталин, что Мбуви, что этот… как его… ну, торт еще такой есть…
– Наполеон, – подсказал Антон.
– Во-во! Зато голова у Локи… Большая, лысая вся, и глаза… ужас, что за глаза! И еще он импотент. Ну, вообще никакого там секса с либидо! Прикинь? Мы-то только и думаем об этом, а у шефа – как отрезано! Это ж какие мечты у такого – без пола, без похоти! Вот чего он хочет? Нам этого не понять!
– А ты сам-то его видел?
– Да мы его каждый день видим! По СВ. А вчера вообще! Захожу в штаб, слышу – Локи приказ отдает по видеофону. Голос у него такой, на женский похож, только холодный, ледяной просто – меня аж в дрожь бросило! Что интересно, экран выключенный был, не видно шефа, а Мирон навытяжку стоял! Прикинь?!
По лестнице они поднялись к большим воротам дома-города и прошли в коридор Гагарина. Такое ощущение, подумал Антон, что идем внутри фюзеляжа огромного самолета. Круглые иллюминаторы в стенах лишь усиливали это впечатление.
Стажер прислушался к себе. Интересно… Страх покинул его, организм словно устал бояться. Не отпускало какое-то нервическое напряжение, но в том неопределенность виновата – что ему светит, он даже не догадывался. Побудешь тут спокойным…
Коридор Гагарина выводил в вестибюль Циолковского – своеобразную городскую площадь, занявшую весь низ Северной башни. К высокому потолку были подвешены решетчатые щиты стереосинерамного демонстратора, и представлялось, что крыши и вовсе нет – над головой проносились багровые облака, сталкиваясь с тяжелыми, свинцового цвета тучами, и сбивались в бурую мешанину. По периферии зала, между входами на эскалаторы и шахтами лифтов, теснились «объекты соцкультбыта» – пункты связи, парикмахерские-автоматы, туалеты-автоматы, буфеты-автоматы…
У открытой веранды кафе Вася с Антоном остановились. Половина столиков была занята исполнителями и вершителями. Лучеметы небрежно висели на спинках стульев, позы небрежны – оккупанты в захваченном «нас. пункте». Пурпуры пили, ели, гоготали, «базарили», ругались и даже пели. «Вив ла мор, вив ла гер! Вив ле сакре мерсенер!» – голосили в углу веранды, стуча кружками в такт. «Die Fahne hoch, die Reihen fest geschlossen, – ревели их соседи, – S.A. marschiert mit ruhig festem Schritt!» Ну, правильно… Что же им еще петь?
– Ага! – сказал Вася довольно. – Он здесь! Пошли!
Они пошли. Кафе в рекордные сроки заплевывалось, зашаркивалось, забрасывалось окурками, оборачиваясь таверной с Тортуги или салуном в Абилине образца 1867 года, паршивой забегаловкой, куда благовоспитанным девицам вход заказан, а мужчины должны хорошо подумать, прежде чем посетить подобное заведение.
Вася Вожжеватов провел Антона к столику, за которым сидел Фелиппе Гереро. Белый комбинезон экс- директору шел и сидел хорошо. Мягкий обтягивающий воротничок скрывал цыплячью шею, а острые черты сухого лица приобретали даже некую породистость.
Вожжеватов щелкнул каблуками и обратился по-уставному:
– Вершитель третьего разряда Восемь! Разрешите представить Антона… м-м… (Антон хотел уже подсказать, но Василий и сам справился) Родина! Образования не имеет, постоянной работы – тоже! Но в киберах разбирается. Предан пурпурной идее! – отчеканил Вожжеватов (Гереро поморщился), – и желает послужить нашему делу!
Гереро перевел взгляд на Родина. Антон изучал лицо вершителя 3-8, или как его там… Слезящиеся старческие глаза с красными прожилками, набухшие вены на лбу, несбритая седая щетинка на щеке… Дед как дед. Не слишком старый – бывший директор моложе Йенсена лет на пятьдесят, но тот прыгает козлом, а этот выглядит старпером. Вахтером на пенсии, потерявшимся в этой жизни и прихваченным маразмом. Внукам его можно только посочувствовать. Хотя вряд ли они у него имеются, внуки…
– Ручаешься, Двадцать первый? – спросил Гереро, жуя окурок.
– Корефан мой! – Вася хлопнул Антона по плечу, и тот аж присел. Пластиковая броня только так называется – легкая. По-настоящему в ней пуд весу да еще мускульные усиления.
– С какими киберами вы имели дело, юноша? – Гереро говорил, глядя в стол, казенным голосом клерка из отдела кадров.
– Работал с СКС, – сказал Антон, – с домашними, с грузовыми…
