сикомора, папирус и прочая флора.
– И все это здесь было… – тихо сказал Искандер. – Все это росло здесь… Бегало, хрумкало травку, попадалось на зубок…
– Старики говорят, – важно вступил Ахми, – что люди были наказаны за непослушание богам, и те наслали Великую Сушь. Сначала исчезли леса, потом высохла степь… И пришли пески.
– Смотрите! – воскликнул Тиндарид, подбегая к третьей стене, где в несколько рядов тянулись значки: паук, змея, крест, птица. – Это не узор! Видите? Знаки не повторяются, они идут вразбивку. И вот – тут у паука шесть лап, а у этого – восемь!
– А у этого, – подхватил Эдик, – слева шесть, а справа четыре!
– И кресты… Тут косой, и тут косой, а тут обычный!
– Хотите, я прочту их? – улыбнулась Неферит.
– Конечно!
Паллакида стала читать по слогам:
– Хо… Рем… Ти… Ка… Мее… Снеб… – дальше она не стала озвучивать, только губами шевелила и вела пальцами по вырубленным в камне значкам.
– «В тридцать третий год после Большой Воды, – заговорила Неферит с выражением, – боги перестали дарить людей своим благословением, и земля Аменти покорилась злым демонам. Иссякли родники и реки показали дно, леса посохли, а поля Иалу перестали родить. И тогда царь аментийский Дхаути принес в жертву богам сына своего, и боги смилостивились, и указали путь к спасению. И был Исход, и переселились люди на берега Великой Реки, дарованной богами…»
– Здорово… – выдохнул Искандер.
– Не понимаю! – пожаловалась Неферит. – Разве могли люди жить в загробном мире? И как могли иссохнуть поля в раю?
– Это вы сейчас так понимаете, – попытался объяснить начитанный сын Тиндара. – И говорите: «Он ушел на запад, в страну Аменти!» Имеется в виду, что человек умер. А на самом деле Аменти была вашей прародиной! Нильская долина в те времена была сплошным болотом, а Дельта – и вовсе заливом. Пришла Великая Сушь, и болото пересохло, Хапи стал нормальной рекой, такой, как сейчас…
– А Большая Вода – это что? – спросил Гефестай. – Всемирный Потоп, что ли?
– Спроси чего полегче!
– Ладно, историки-любители, – энергично сказал Сергий. – У вас весь день впереди! Давайте-ка сначала отыщем то, за чем пришли.
Девчонки довольно-таки быстро добыли огонь и запалили лампы. Экскурсия началась…
Две противоположные стены «прихожей» были скрыты за рядами мощных квадратных колонн. В той стене, что направо, имелся проход в наклонный коридор. Ступеней под ногами не было, вниз уходил каменный пандус, поворачивая под прямым углом и опускаясь локтей на двадцать в глубину. Сергий, Эдик, Искандер и Гефестай шли впереди и переговаривались:
– Сколько ж всему этому лет, интересно?
– Ой, да ну… Тыщ десять, как минимум…
– Ха, десять! А двадцать не хочешь?
– Двадцать пять! Кто больше?
– Пересмотрим историю?
– Да ее давно уже надо пересматривать. Мы же как учим: древнее Египта и Шумера ничего. А потом – раз! – и Чатал-Хююк. Семь тысяч до нашей!
– Так то семь, а тут, ты сам говоришь, двадцать. Есть же разница!
– Какая?!
– Да просто египтянам повезло с Нилом. Все условия от природы – живи, не хочу! Река и поит, и удобряет, только зерно сажай. Место исключительное, потому я и не удивляюсь почтенному возрасту Башни…
– И что это за башня, еще надо разобраться. Боевая? Наблюдательная? Или тут храм был?
– Все равно, двадцать тысяч – многовато будет… Неолит!
– Тридцать тысяч, Гефестай. Гляди!
Они спустились на самый низ и вышли в просторный длинный зал с клиновидным потолком. В трепещущем свете ламп показались два гигантских черепа с бивнями. Черепа стояли друг против друга, отодвинутые к стенам, но бивни, прямые и толстые в основании, странного зеленоватого оттенка, заходили промеж себя, вытягиваясь на добрых восемь локтей.
– Это не слоны были, – зачарованно произнес Искандер, поднимая лампу повыше, – это мастодонты, наверное…
– А здесь что? – Сергий склонился и присел на четвереньки.
Прямо на полу лежало много всяких вещичек – амулетов, бус, дощечек из золота с выбитыми на них значками, лопнувших кожаных мешочков, полных золотого песка или каменьев – рубинов, изумрудов, сапфиров. Отдельно лежали куски бирюзы с нацарапанными на них значками и фигурками.
– Это подношения… – сказал Ахми дрогнувшим голосом. – А вот и дар моего пра-пра-пра…
Ливиец бережно взял в руки пожелтевшую шкатулку из слоновой кости, на крышке которой был вырезан