– Какая честь! – задыхался рябой уаб, азартно шевеливший острыми лопатками.
– И не говори! – вторил ему уаб ушастый.
– Наконец-то нас заметили! – простонал косолапый уаб и обернулся к Зухосу: – Верно? Ты рад?
– Страшно рад! – осклабился тот. – Страшно горд!
Они пробежали под своды Великого гипостильного зала. Двенадцать средних колонн в сорок локтей высоты поднимали капители в виде раскрытых цветков папируса. Стволы колонн боковых проходов изображали связки нераспустившихся стеблей «дара Нила». Они были покрыты великолепными рельефами и отделаны листами азема.
Уабы одолели гипостиль и выбежали к третьему пилону, заложенному Аменхотепом. За пилоном указывали в небо четыре обелиска, но куда большее впечатление производили обелиски царицы Хатшепсут, стоявшие за четвертым пилоном. Эти «солнечные иглы» из прекрасного розового гранита уходили в небо на шестьдесят локтей!
И вот, наконец, шестой пилон, покрытый списками народов, покоренных заносчивым Тутмосом Третьим. Зухос запыхался – вот же ж, понастроили! За пилоном открывался вход в громадный зал, по середине которого торчали два столба, изображавших папирус и лилию, священные растения Нижнего и Верхнего Египта, а у северной стены возвышались колоссальные статуи Амона и его женской ипостаси – Амаунет.
Особого трепета Зухос не испытывал – получив образование в Доме жизни при храме Себека, продолжив обучение в Саи и Гелиополисе, он растерял всякое уважение к религии, уверовав в Нус – Мировой Разум. А посему он с насмешкой глядел на богоподобных фараонов и человекоподобных богов, чьи изображения, плоские и выпуклые, покрывали стены Ипет-Сут. Творец и Вседержитель, по мысли Зухоса, должен был иметь самую совершенную форму – сияющей сферы. Но как расскажешь о Сферосе этим полудиким поклонникам зверобогов?!
Уабы свернули к восточной стене зала, куда примыкало гранитное святилище для священной ладьи Амона.
Низко поклонясь, уабы и Зухос попали в переднюю часть святилища, где Амону подносились жертвы, и перешли во внутреннюю, с пьедесталом, на котором стояла священная ладья – переносная, с четырьмя позолоченными ручками.
Еще дальше, за святилищем, находилась Святая святых на гигантском алебастровом фундаменте – вместилище для статуи Амона, но туда имел право входить лишь верховный жрец. «А мне туда и не надо!» – усмехнулся Зухос. Дерзкий план, возникший у него по дороге в храм, все сильней и сильней захватывал его, обрастал деталями и мелкими проработками. А ведь должно получиться…
– Тот, кто создал себя, – воззвал рябой уаб, протягивая руки и склоняя голову, – чей облик неизвестен, чей совершенный лик явился в священных образах, тот, кто изваял свои статуи и создал себя; благословенная сила, давшая жизнь его сердцу! Он соединил свое семя с телом своим, и родился сущий, прекрасный в своем рождении!
– Тебя обожают, тебя боготворят, – подхватил ушастый, – лучи небесного светила исходят от твоего лица! Нил выходит из своей пещеры для тебя, владыка всего сущего, земля была создана, чтобы тебе поклоняться! Тебе, Единственный, принадлежит все, что взрастил Геб! Твое имя исполнено силы, твое могущество огромно!
– Железные горы не могут противиться твоей мощи, – продолжил косолапый, – священный сокол с распростертыми крыльями, который в мгновенье ока разит свою жертву! Таинственный лев с громогласным рыком, хватающий все, что попадает ему в когти!
Уабы подождали пару мгновений и повернулись к Зухосу. Тот напрягся, припомнил древний гимн Амону, и торжественно закончил:
– Земля содрогается, когда он рычит, все сущее признает его величие… Э-э… Его могущество огромно… Никто не может сравниться с ним! Владыка, чье рождение – благодать для Девяти Богов!
Уабы пали на колени, поклонились, встали.
– Берем! – выдохнул рябой.
Они сняли чехол со священной ладьи и подхватили ее за ручки, уложили на плечи и понесли. Пройдя все дворы в обратном порядке, четверка влилась в процессию, тащившую переносные ладьи Мут и Хонсу. Перед уабами шагали жрецы в накинутых на плечи шкурах пантер. Они возжигали в курильницах с ручками благовонный терпентин, сыпали песок, размахивали зонтами и опахалами. Прошествовав по аллее овноголовых сфинксов, процессия вышла к набережной, где на полой воде покачивались настоящие ладьи по сто тридцать локтей в длину.
Ладью богини Мут украшали головы коршунов на носу и корме, ладью ее сына Хонсу – головы соколов, а самый большой корабль, «Усерхат-Амон» был отмечен головами баранов.
Процессия шагала между двумя толпами народу, ликующего при виде несомых ладей – боги прибыли! Сейчас они взойдут на свои ладьи и отправятся в недолгий путь – Амон посетит святилище Ипет-Ресит, свой «Южный гарем». В толпе Зухос узнал Торная. Слуга тоже заметил его и возгордился, испытывая при этом глубочайшее почтение.
Вниманием хозяина Торная завладела Амонова ладья. Выстроенная из настоящего кедра, она годилась для плавания, хотя корпус был сильно перегружен рельефами из золота, серебра, меди, лазурита, бирюзы. Двести талантов одного лишь золота! Середину огромного корабля занимала роскошная беседка под балдахином, перед нею высились два обелиска, а по углам – четыре мачты с ворохом лент.
Уабы с Зухосом степенно поднялись на палубу, обходя многочисленных сфинксов, и внесли переносную ладью под балдахин. Толпа на берегу взревела – боги завершили посадку!
Хор жрецов грянул:
– Как прекрасно блистаешь ты, Амон-Ра, когда пребываешь в ладье «Усерхат»! Все люди воздают тебе хвалу, вся страна в празднике: сын свой, отделившийся от плоти своей, везет тебя в Опет!
Сотни верующих, воодушевленных и преисполненных энтузиазма, впряглись в канаты с петлями и поволокли тяжелые ладьи на большую воду. На палубе «Усерхат-Амон» построились знаменосцы со штандартами, а моряки сгрудились на корме, тягая огромные рулевые весла.
