Машинист Барни Холлис обожал читать юмористические журналы. Особенно ему нравился «Битл Бейли», который напоминал о далеких годах службы в Пятой армии во время второй мировой войны, о прекрасных сицилийских закатах и о роскошных смуглых красотках. Барни перевернул страницу и слегка поерзал на своем сиденье. Задница чесалась немилосердно. Проклятый геморрой! Проклятие железнодорожников — геморрой, плохой кофе и ожидание на этих чертовых сортировках.
— Нормальная ситуация, — буркнул Барни себе под нос, переворачивая страницу. — Полный бардак.
Барни ждал звонка диспетчера уже больше пятнадцати минут. Средней оживленности ночь на сортировочной станции Парк-Сити — в очереди перед Барни стояло несколько товарных поездов. Вот так всегда! Хотел бы он хоть разок в жизни проделать ночной маршрут вовремя! Он взглянул на часы — третий час ночи. При таком темпе раньше трех тридцати, а то и четырех его не выпустят. Черт побери! Похоже, он становится слишком стар для подобной нервотрепки.
«Это все из-за этих молоденьких головастиков в конторе станции!» — раздраженно подумал он, отправляя в рот остатки чуть теплого кофе из термоса.
Тощий, одетый в замасленную робу, Барни сидел, скрестив ноги, в своем высоком кресле, словно большой старый аист на гнезде. У него была очень белая кожа, редкие седые волосы и лицо, изборожденное морщинами. Барни давно перевалил за официальный пенсионный возраст, но руководство компании позволило ему работать на полставки. Один-два рейса в неделю на старой пригородной электричке давали Барни возможность оставаться при деле и отвлекаться от домашних забот.
О поездах Барни узнал во время войны. Служа интендантским писарем, он больше наблюдал события войны в борделях Мессины, чем на фронтах Сицилии. Однако один-два раза в месяц он бывал на местных сортировочных станциях, привозя заявки на новые поставки, а от нечего делать интересовался всякими мелочами — что такое автоматическая сцепка, электрическое реле, аварийные тормоза и сигнальные системы со взаимной блокировкой. Перед отправкой домой он уже был готов к карьере железнодорожника.
Сначала он работал ремонтником на линиях «Нортен Пасифик» и «Берлингтон». Потом водил большие товарные поезда из Вашингтона и Орегона, пройдя путь от смазчика до машиниста. Он женился, завел троих детей и был доволен жизнью. Но всегда у него была мечта водить большой пассажирский поезд класса «люкс», вроде «Вождя сиу» или «Зефира Калифорнии», в шике и комфорте возить тысячи людей через просторы Америки. Вот это была бы настоящая жизнь.
И вот в 1971 году Барни выпал счастливый случай. Из-за государственных субсидий железным дорогам много региональных маршрутов отошло к «Амтраку», и Барни был поставлен на новый пригородный маршрут Додж-Сити — Ньютон.
Машинист Барни и думать не думал, что будет неделю за неделей водить поезда по одному и тому же маршруту всю свою жизнь. Но недели складывались в месяцы, месяцы в годы, годы в десятилетия. Стопятидесятимильный перегон между Вичитой и Додж-Сити стал частью его самого. Он знал каждый уклон, каждый поворот, каждый светофор, каждую стрелку, чуть не каждый стык рельсов...
Барни оторвался от журнала.
За высоким окном тепловоза ему послышался какой-то странный звук, приглушенный и неясный, но вроде бы кто-то копается в гравии позади поезда. Как далеко — сказать трудно, но Барни после тридцати лет стажа работы автоматически улавливал любой подозрительный шум что в машине, что вне ее.
Подойдя к окну, он открыл его и высунулся наружу. В непроглядной темноте он увидел лишь хвост темных вагонов позади локомотива. Их было всего шесть. Поезд Барни был одним из самых коротких на этом маршруте, но ведь и Парк-Сити тоже не Главная Центральная. Барни потянул носом воздух. Пахло машинным маслом, гарью и пылью.
Он снова обвел взглядом территорию сортировочной станции. То там, то сям позвякивали железные сцепки вагонов, мигали сигнальные огни, тускло светились газовые фонари. Клубы густого дыма поднимались над крышей поста у маневровой горки.
— Первис, это ты? — крикнул Барни, стараясь перекрыть низкий гул дизелей, работавших на холостом ходу. Звуки торопливых шагов по гравию насыпи стали отчетливее. Барни решил, что это идет его помощник. — Первис? Это ты?
Ответа не было.
— Что за чертовщина! — пробормотал Барни, возвращаясь к термосу и журналу. Подумав, он решительно убрал их в свою корзинку для завтрака. Внезапно его охватило дурное предчувствие. Как правило, если к локомотиву подходил кто-то из конторы станции, особенно во время долгой стоянки, это могло означать лишь одно — плохие новости. То ли на стрелках аппаратура барахлит, то ли заторы на линии.
Барни нажал кнопку интеркома:
— Грейнджер? Ты на месте?
Грейнджер Толлифсон был у Барни проводником. Приятной внешности коротышка лет шестидесяти, он служил на этой линии еще со времен президентства Джимми Картера. Только сейчас его почему-то было не найти.
— Грейнджер! Где ты?
Опять никакого ответа.
Внезапно дверь в кабину распахнулась настежь.
— Какого... — начал было Барни, но тут же осекся, увидев в проеме молоденького парнишку, державшего в руках помповое ружье. Он тяжело дышал и весь дрожал словно осиновый лист. У парня были волосы, как у девчонки, а лицо — как вытянутая тыква. Судя по тому, как он держал ружье, шутить он не собирался.
Слабое сердце Барни учащенно заколотилось. За всю свою двадцатидвухлетнюю службу машинистом он ни разу не был жертвой преступления или серьезного инцидента. В этом смысле Барни вообще никогда не видел ничего, выходящего за рамки обычного.
Похоже, его удача готова перемениться.
— А ну, подними руки так, чтобы я их видел! — закричал Анхел. У него было ощущение, что по телу бегают скорпионы. От лихорадки начинались галлюцинации. Но он старался сохранять спокойствие и избегать шипящих. Он хотел, чтобы машинист понимал каждое слово с первого раза. — Подними их вверх!
Старик неохотно поднял вымазанные машинным маслом руки.
Анхел ткнул дулом ружья в щиток управления и сказал:
— Давай трогай!
— Подумай, сынок, — сказал старик. — Ты кучу бед себе наживешь!
— Я сказал, трогай свою развалину! Поехали!
— Что ты сделал с Грейнджером?
— Цего?!
Старик махнул рукой в сторону поста у горки и пояснил:
— Мой проводник. Он должен вернуться с минуты на минуту. Парень вооружен и свиреп как бык.
Это была ложь. Анхел это знал, и старик понял, что он знает. Прежде чем ворваться в кабину, он силой затолкал проводника в инструментальную кладовую неподалеку от поезда. В поезде были только Анхел и машинист, и у обоих кончалось время. Подойдя ближе и поводя стволом перед носом старика, Анхел сказал:
— Даю тебе две секунды, цтобы тронуться с места! Ты слышал?!
— Не могу! — Старик завороженно глядел в дуло. Вид у него был перепуганный. И растерянный. — Стрелки еще не освободились!
Анхел ткнул дулом ружья чуть ли не в нос старику и заорал:
— Последний раз говорю! Трогайся с места! Поехали!
— Сынок, не дело это!
Анхел взвел курок. Услышав громкий щелчок, старик замер на месте.
— Поехали! Или я стреляю! — заорал Анхел.
— Сынок, я же говорю тебе...
