20 ФЕВРАЛЯ, ОКРЕСТНОСТИ ГДАНЬСКА
Росс Хантингтон мрачно бродил по берегу. Его охранник, приземистый человечек, носил форму польского флота. Четыре полоски на погонах показывали, что охранник был в звании капитана. За ними следовали четверо солдат в полном боевом снаряжении, вооруженные автоматами АКМ. На их погонах красовались голубой щит и белый якорь, это означало, что солдаты служат в 7-й бригаде береговой охраны. Другие солдаты этого подразделения управляли артиллерийскими и противовоздушными установками, расположенными вдоль берега.
Толстая нефтяная пленка покрывала во всех направлениях море и берег, распространяя тяжелый сладковатый запах. В нескольких милях от берега все еще видны были пламя и черный дым над одним из догорающих танкеров, подожженных взрывом 'Северной звезды'. Еще один танкер лежал на боку, тонул постепенно в неглубоких прибрежных водах, из взорванных люков продолжала сочиться нефть. Судно поменьше курсировало между двумя танкерами, пытаясь бороться с огнем и хотя бы приостановить утечку нефти.
Нефтяные и газовые танкеры, которых не коснулся взрыв, стояли на якорях подальше, их было едва видно сквозь тонкую серую завесу дыма и утреннего тумана. Вокруг танкеров патрулировали военные корабли. Над морем и над побережьем летали вертолеты.
Небольшие группы людей медленно двигались по пропитанному нефтью пляжу, время от времени становясь на колени, чтобы изучить непонятные обломки, разбросанные среди дохлой рыбы и умирающих морских птиц. Хирургические маски, перчатки и нейлоновые защитные костюмы придавали им неземной, почти нечеловеческий вид.
Хантингтон на минуту остановился, чтобы посмотреть, как они работают. Затем он взглянул на капитана польского флота, молча ожидающего рядом.
– Что они ищут? Улики?
Коротышка покачал головой.
– Останки, господин Хантингтон. Части тел убитых все еще вымывает на берег.
Желудок Хантингтона сжался. Прежде чем он вылетел из Вашингтона со срочной миссией собирать факты, его ознакомили с предварительными отчетами. Последствия взрыва распространились далеко за пределы гавани, нанеся огромный урон самому городу. Сорок два убитых, среди которых – мужчины, женщины, дети. Шестьдесят один матрос отсутствует, это означает, что их тоже можно считать мертвыми. Из свидетельств очевидцев становилось ясно, что никто из находящихся на борту 'Северной звезды' не мог выжить. Но цифры в отчетах были обычной формальностью, некоей нереальной абстракцией. Теперь же сам вид солдат и медицинского персонала, обыскивающих берег в поисках человеческих останков, сделали произошедшую трагедию ужасающе реальной.
Хантингтон поглядел на море. Он так упорно боролся за то, чтобы добиться одобрения поставок нефти и газа в Гданьск. Тогда это казалось следующим логическим шагом в той бескровной экономической войне, которую вела его страна против Германии и Франции. И вот теперь более сотни людей были мертвы. И как ни старался Хантингтон гнать от себя мрачные мысли, он все-таки чувствовал себя отчасти ответственным за эти смерти.
Он просчитался. Его противники в Берлине и Париже были куда более безжалостны, чем он предполагал.
Хантингтон вновь повернулся к польскому морскому офицеру.
– У нас все еще нет очевидных доказательств саботажа?
– Нет, сэр, – поляк мрачно покачал головой. – Мы и не найдем их, сэр. После таких взрывов доказательств не остается.
Хантингтон кивнул. По предварительным подсчетам, сила взрыва природного газа, находившегося в танкере, равнялась силе взрыва шестнадцати тысяч тонн тротила – приблизительно столько же, сколько при взрыве бомб, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки. Все, что осталось от танкера для перевозки жидкого газа – это множество мельчайших осколков, рассыпанных по всему бассейну Балтики.
И все же не требовалось быть гением, чтобы представить себе, что случилось. И понять, чьих рук это дело.
Хантингтон поежился: подул ветер, поднимая в воздух мелкий песок. К востоку лежала Вестерплатте – охранная зона гавани. Эта территория уже успела войти в учебники истории как напоминание о весьма мрачных событиях. Именно здесь прозвучали первые выстрелы второй мировой войны, когда 'Шлезвиг- Голштейн', немецкий военный корабль, обстрелял Гданьск, надеясь заставить небольшой гарнизон города сдаться. Война, которая последовала вслед за этим, погрузила весь мир в море крови и огня на шесть долгих лет.
Хантингтон взглянул на усыпанное обломками море, неожиданно испугавшись про себя, как бы история не повторилась.
21 ФЕВРАЛЯ, ПАРИЖ
Никола Десо почти никогда не смотрел телевизор. Но сегодня вечером он сделал исключение из этого правила. Он сидел в своем кабинете, поглощенный изображением, передаваемым с польского побережья.
'Никто не знает, что произошло на борту этой плавучей бомбы, танкера 'Северная звезда'. Небрежность? Саботаж? Выступление экстремистски настроенных борцов за окружающую среду? Кто знает? Но в одном пункте эксперты сходятся безоговорочно: потери могли быть еще ужаснее. Намного ужаснее'.
Десо был в восторге. Комментарии телевизионного журналиста как будто были написаны его собственными служащими.
'Если бы 'Северная звезда' в момент взрыва стояла в порту, весь Гданьск был бы практически разрушен. Десятки тысяч людей умирали бы сейчас один за другим в обломках катастрофы – гораздо больше, чем те сто человек или около того, которые умерли три дня назад. А дьявольский поток огня и дыма, подпитываемый нефтью и газом, распространился бы над северными частями Польши, окрасив в черный цвет небо над всей Европой.
Ясно еще одно: Польша, Чехия и Словакия не имеют права подвергать нас всех риску ради собственных
