меховые клапаны на фуражке при переходе из «зоны Гиммлера» в «зону Гитлера».
Гиммлеру доложили, что у фюрера идет совещание, но оно уже заканчивается. Именно к концу совещания и стремился попасть Гиммлер. Он не очень любил многочасовые совещания у фюрера, да и монологи Гитлера его утомляли.
В подземном бункере было жарко натоплено. Как обычно, у Гитлера были представители всех основных родов вооруженных сил, а также Кейтель, Йодль и начальник генерального штаба Цейцлер.
Увидя Гиммлера, Гитлер чуть поднял руку в знак приветствия и продолжал разговор с Цейцлером:
— Каменный уголь Донбасса имеет решающее значение для войны как для немцев, так и для русских. Если бы я смотрел на все только с военной точки зрения, то армия, Цейцлер, не имела бы уже того, что она имеет.
— Мой фюрер, однако положение после прорыва фронта 2-й венгерской армии под Воронежем остается очень напряженным. Над Донбассом с севера нависла крупная русская группировка.
— Что предлагает Манштейн? — перебил Гитлер.
— Фельдмаршал Манштейн готов нанести удар по противнику северо-восточнее Харькова, пока не наступила распутица. Положение в настоящий момент таково: наша наступательная группировка в районе Харькова находится в стадии формирования. Одна дивизия уже готова к наступлению, другая будет готова к 12 февраля. Но, конечно, этих сил мало.
— Где сейчас 13-я танковая дивизия? — спросил Гитлер.
— Как ей и было приказано, вместе с группой армий «Дон» она отступила в направлении Ростова.
— Что просит Манштейн для того, чтобы удар был успешным и угроза Донбассу была бы снята?
— Он просит 7-ю и 3-ю танковую дивизии.
— А как идет продвижение 335-й дивизии? Вы говорили, что ее шестнадцать эшелонов вот здесь. — Гитлер взял лупу и наклонился над картой.
— Так точно, мой фюрер. Но переброска идет медленно. Налеты русской авиации сильно мешают продвижению. Нам все время приходится чинить железнодорожное полотно.
— Геринг, а что делают ваши истребители? Почему они не противодействуют русским?
Геринг в рейхсмаршальском мундире с сияющими на нем многими орденами вытянулся при этих словах.
— Мой фюрер, после оттепели полевые аэродромы покрылись льдом. Если можно еще кое-как подняться в воздух, то сесть невозможно. Только за последнюю неделю разбилось восемь машин…
— Это меня не интересует, Геринг! Если русские взлетают и садятся, то и наши летчики должны делать это!
— Если бы мы сменили на севере кавалерийский корпус… — заговорил Цейцлер.
— Смена займет еще больше времени, чем выдвижение новых частей, — перебил Гитлер. — Вы должны ясно понять, господа, что Донбасс должен быть в наших руках. Только в этом случае экономическая проблема будет решена. Могу сказать одно: выиграть войну на Востоке посредством наступления больше нельзя!
При этих словах Геринг, которого только что отчитал Гитлер, перестал переминаться с ноги на ногу. А Гиммлер непроизвольно снял пенсне и стал зачем-то протирать стекла.
Гитлер понимал, какой эффект произведут на генералов его слова. Он как раз и рассчитывал на этот эффект.
— Все, господа! Вы свободны! Мне надо подумать. Цейцлер, останьтесь. Геринг, вы тоже можете идти.
— Мой фюрер, у меня к вам неотложное дело, — сказал Гиммлер.
— Хорошо. Останьтесь.
Когда все вышли из бункера, Гитлер обратился к Цейцлеру. Видно, они говорили о чем-то до совещания, а теперь Гитлер решил закончить разговор.
— Неужели они сдались там по всем правилам? — возбужденно заговорил Гитлер. — И нельзя было организовать круговую оборону? В конце концов, всегда есть последний патрон!
Гиммлер сразу понял, что речь идет о фельдмаршале Паулюсе. Получив сообщение о его пленении, Гиммлер сам был крайне удивлен. Он еще тогда сказал Шелленбергу: «Никогда немецкие фельдмаршалы не сдавались в плен!»
Звание фельдмаршала Паулюс получил в канун Нового года, когда уже было ясно, что ни один человек не сможет больше вырваться из сталинградского котла. Радиограмма Гитлера о присвоении генерал-полковнику Паулюсу звания фельдмаршала была не чем иным, как советом, равносильным приказу, — застрелиться.
Но Паулюс не сделал этого. И его поступок не давал Гитлеру покоя: он требовал все новых и новых подробностей, которые хоть как-то, с его точки зрения, могли бы оправдать факт пленения.
— Может, с ним произошло то, что произошло с генералом Жиро?[18] Он ехал на автомашине, попал в засаду, вышел, тут на него накинулись и схватили…
— Если бы так, мой фюрер, — вздохнул Цейцлер. — Остается единственная надежда, что он был ранен.
— Не стоит обманывать себя, Цейцлер! — вдруг заявил Гитлер.
— Да, пожалуй, вы правы, мой фюрер. У меня есть письмо фон Белова. Он пишет: Паулюс — под вопросом. Зейдлиц пал духом. Шмидт тоже пал духом!..
— Удивительно! — воскликнул Гитлер. — Если у простой женщины достаточно гордости, чтобы, услышав несколько оскорбительных слов, выйти, запереться у себя и застрелиться[19], то я не испытываю уважения даже к солдату, который в страхе отступает перед противником и сдается в плен. К солдату! Я уже не говорю о фельдмаршале!
— Да, это непостижимо, мой фюрер! Он должен был покончить с собой, как только почувствовал, что нервы сдали.
— Теперь их отправят в Москву, повезут в ГПУ, а там они все подпишут…
— Я все-таки этого не думаю, мой фюрер, — пытался возразить Цейцлер.
— Что? Что их повезут в ГПУ?
— Нет! Что они там подпишут…
— Падение начинается с первого шага. Тот, кто сделал этот шаг, уже не остановится. Вот увидите! Они в ближайшее время выступят по радио. Их сначала запрут в крысином подвале, а через два дня они заговорят… Я хочу возвратиться к прежней мысли, — продолжал Гитлер после паузы. — Румынский генерал Ласкар погиб со своими людьми. Я доволен, что наградил его Железным крестом с Дубовыми листьями. У солдат на первом месте должна быть стойкость. Если мы не создадим ее, если мы станем выращивать только чистых интеллектуальных акробатов и атлетов, тогда у нас не будет людей, которые действительно могут выдержать сильные удары судьбы. Это является решающим!
Гитлер наконец в изнеможении замолчал. Пауза на этот раз затянулась.
— Я могу быть свободен, мой фюрер? — спросил Цейцлер.
— Да, да, генерал… Идите.
Когда Цейцлер ушел, Гитлер устало опустился в кресло.
Гиммлер тоже присел в кресло напротив.
— Вот с каким человеческим материалом приходится нам иметь дело, Генрих.
— Я закончил книгу об артаманах, мой фюрер. Это были другие люди.
— Да, да, я слышал… Но, надеюсь, не эту новость вы пришли мне сообщить?
— Да, мой фюрер, не эту.
— Говорите. Я устал и хочу отдохнуть.
— Мой фюрер, мы с Шелленбергом задумали операцию. Но нам нужна ваша подпись под одним документом…
— Разве у вас мало прав, Генрих, разве вашей подписи недостаточно?
— Речь идет о приказе генштабу разработать план захвата Швейцарии.
— Швейцарии?
