предполагал, что хлеб пахнет так вкусно. Он научился этому в России: русские после водки всегда нюхали хлеб. Теперь Фак нюхал не только хлеб, но и сигарету, прежде чем закурить, и вино, прежде чем выпить. Это доставляло ему удовольствие. Подкрепившись, он стал собираться в «Парамон», надел черный костюм, галстук…
Глава третья
Клаус Клинген сидел у себя в кабинете на Герберштрассе. Был воскресный день, и в издательстве кроме него находилась лишь секретарша Маргарет Эллинг. Клинген велел отключить все телефоны: утром он уезжал в Лондон, перед отъездом необходимо было закончить неотложные дела.
Раздался мягкий гудок — и над дверью загорелось световое табло. Клинген отложил бумаги, нажал кнопку на внутренней стороне стола — дверь отворилась. Мелкими шажками, насколько позволяла узкая черная юбка, к столу подошла секретарша:
— Господин директор, к вам журналист из Гамбурга — Мирбах.
— Но разве вы не сказали ему, что я занят?
— Конечно, сказала, но ему известно, что завтра вы уезжаете, и он просил принять его.
Клаус включил телевизор. На экране появилось изображение: в приемной в кресле у низенького газетного столика сидел мужчина средних лет в хорошо сшитом костюме (шьет, наверное, у Штирера). Клинген выключил телевизор.
— Ну что ж, просите его, Маргарет. — Было жарко, и Клаус потянулся к сифону.
В это время Мирбах вошел в кабинет. Он держался прямо, хотя слегка прихрамывал.
— Рад познакомиться с вами, господин Мирбах! — Клаус указал гостю место напротив и спросил: — Чем могу служить?
— Я пришел узнать о судьбе своей рукописи.
— Бы не получили моего письма?
— Нет.
— Я очень сожалею об этом. Письмо вам отправлено еще десятого. В Гамбург…
— Но раз уж я здесь, надеюсь, вы не откажетесь сообщить мне свое решение.
— Я не могу издать вашу книгу.
— Она вам не понравилась? — поинтересовался Мирбах.
— Это не то, что мне нужно сейчас.
— В свое время я читал ваши очерки в «Шпигеле»[29] и был о вас лучшего мнения, господин Клинген…
— Думаю, что продолжать этот разговор ни к чему, — сухо заметил Клаус.
Когда Мирбах ушел, Клинген просмотрел дневную почту, счета, присланные типографией, но мысли его все время возвращались к разговору с Мирбахом. Настроение было испорчено…
Наконец самое неотложное сделано… Клаус взглянул на часы. До встречи с Зейдлицем оставалось еще немало времени. Можно успеть промчаться вдоль Рейна — это всегда служило хорошей разрядкой.
Клинген нажал на кнопку звонка и сказал вошедшей Эллинг:
— Я ухожу, Маргарет. Закройте издательство.
«Мерседес» стоял у подъезда. Клинген забрался в кабину и рванул с места. Двести лошадиных сил стремительно понесли его по узкой, похожей на туннель, улице.
— Скоро все это кончится, — сказал он вслух, но дальше подумал: «Месяца через два я буду далеко отсюда… Буду сидеть где-нибудь на берегу реки с удочкой, просто сидеть и смотреть на поплавок…»
Когда воды Рейна еще не были отравлены, Клинген все воскресенья просиживал на берегу. Но сейчас он представлял себе совсем другую реку — широкую и тихую, с зеленоватой водой, пологими берегами, поросшими чаканом…
Дурное настроение не оставляло его. Клаус прибавил скорость. Этот способ избавиться от навязчивых мыслей должен был наконец подействовать — гнать, гнать как можно быстрее, и тогда твои руки, мозг, сердце будут поглощены одним — дорогой.
Этот столик в каменной нише был предназначен для влюбленных. Здесь не слышно было даже голосов других посетителей «Монастырской корчмы», только музыка маленького национального оркестра едва доносилась сюда.
— Здесь довольно мило, — заметил Клаус.
— И хозяин свой человек. Что ты будешь пить?
— Рислинг.
— Неизменный рислинг…
— С годами приходит постоянство.
— Значит, после Лондона — Париж, Рим, Вена? — поинтересовался Зейдлиц.
— Да, мои планы не изменились.
— У тебя сегодня был Мирбах? — неожиданно спросил Зейдлиц.
— Откуда ты знаешь? Я потерял доверие, за мной следят?
— Да нет же, — досадливо поморщился Зейдлиц и снял пенсне. — Следят не за тобой. Меня, как ты сам понимаешь, интересует Мирбах… О чем у вас был разговор? — Зейдлиц протер пенсне и водрузил его на место.
— Он предложил мне свою книгу о Грюнзее.
— Ты читал ее?
— Да.
— Это то, что он печатал в «Штерне»?
— Да, примерно то. Но там была приписка.
— Какая?
— «Продолжение следует»…
— Это беспокоит меня и заставляет торопиться…
— Что ты имеешь в виду?
— С тех пор как этот самоучка Кеслер изобрел глубоководный акваланг, «подводный сейф» Грюнзее стал ненадежным. Я попросил бы тебя выполнить одно поручение «Союза бывших офицеров».
— Но я ведь не член «Союза».
— Это не имеет значения. Тебя лично знает вся руководящая тройка, а твоя последняя поездка в Испанию получила у них очень высокую оценку. Разве я не говорил тебе об этом?
— Что я должен сделать на этот раз?
— Мне надо, чтобы ты привез документы, которые хранятся в Грюнзее.
— Но я никогда не надевал акваланга!
— В этом не будет необходимости. Ты получишь документы из рук в руки.
— А почему ты остановил свой выбор на мне, если не секрет?
— Ты знаешь, что у меня нет от тебя секретов. Мои люди из «Союза» хорошо известны и полиции, и журналистам. А здесь нужен человек… как бы тебе сказать… Ну вроде тебя: беспартийный, солидный, с хорошей репутацией и конечно же пользующийся моим полным доверием.
— По-твоему, я отвечаю всем этим требованиям?
— Несомненно. И то, что у тебя был Мирбах и предложил свою книгу, еще раз убеждает меня в этом: они не подозревают тебя, а это очень важно.
— Ну хорошо, — сказал Клинген. — А какова степень риска и во имя чего я должен рисковать? Это действительно важно?
— Речь идет о «консервах»[30].
— О «консервах»?
— Вот именно.
