охоте…
Окончательно стемнело. Дальше он уже шёл, беспрестанно подсвечивая себе карманным фонариком.
«Не дай Бог, батарейки сядут!», – мысленно печалился Петька. – «Тогда, точно, хана. Процентов девяносто пять – из ста, понятное дело – что обязательно заблужусь и замёрзну под заснеженным ракитовым кустом…. Кстати, я уже отмахал километров двенадцать-тринадцать. Значит, скоро выйду на вершину холма, где японский внедорожник Глеба столкнулся с толстым стволом старой рябины. То есть, где теперь валяется слегка подмёрзший труп гнедой лошади…. Ага, там же и зимний кожаный возок лежит на боку! На боку? Ну, и что из того? Всё равно, наверняка, в него можно будет забраться и немного отдохнуть- оттаять от лютых зверств настырной метели. Может, удастся и печку как-нибудь разжечь?».
Неожиданно всё вокруг наполнилось ярким, светло-зелёным светом. По глазам – словно бы – провели острой бритвой. По ушам звонко ударила, грозя разорвать барабанные перепонки на мелкие кусочки, звуковая волна. В голове образовалась скучная серая пустота, уже через мгновение-другое преобразовавшаяся в безысходную черноту….
Понимая, что падает в обморок, Пётр успел подумать: – «Это, наверное, зелёная зимняя молния шандарахнула где-то рядом. Вот же, непруха подмосковная, злая…».
Сознание возвращалось медленно и неохотно. В ушах тоненько и нудно звенело-плакало. Перед глазами плыли, медленно расходясь в стороны, оранжевые, бордовые и фиолетовые круги. Нестерпимо воняло сероводородом и горелой шерстью.
– Ерунда ерундовая, – тихонько пробормотал Петька. – Главное, что живой. Всё остальное – даже вместе взятое – не стоит и выеденного яйца…
Он, борясь с подступающей тошнотой, медленно встал на четвереньки, старательно проморгался и отчаянно потряс головой.
«Что-то не так!», – забеспокоился недоверчивый внутренний голос. – «Во-первых, голове как-то непривычно свободно. Может, кивер слетел? Во-вторых, этот мерзкий запах…. Чёрт, это же тлеет воротник тулупа!».
Пётр неуклюже вскочил на ноги, голова предательски закружилась, и он с огромным трудом, избегая очередного падения, удержал равновесие. Постоял – с широко расставленными ногами – несколько секунд, окончательно приходя в себя, после чего занемевшими пальцами принялся торопливо расстегивать непослушные пуговицы.
«Надо бы – для эффективной борьбы с головокружением – нюхнуть нашатырного спирта», – заботливо посоветовал внутренний голос. – «Только вот…».
Шею болезненно и резко обожгло, но к этому моменту с пуговицами было уже покончено, и вскоре огнеопасный полушубок оказался в высоком сугробе.
– Блин горелый, мать его! – от души, в полный голос ругался Пётр, крепко прижимая ладонь правой руки к ожогу на шее, а подошвами ботиков усердно нагребая на дымящийся воротник тулупчика свежий снег. – Если не везёт, так сразу на всех фронтах! Неужели – пошла чёрная полоса?
Заумная философская теория о том, что жизнь (вернее, жизненный Путь) состоит из чередующихся разноцветных полос, была его любимым «коньком». Правда, в непростом Петькином случае, всё сводилось лишь к двум цветам – серому и чёрному. С белыми и иными жизненными полосами ему ещё – на сорокалетнем тернистом жизненном Пути – как-то не доводилось сталкиваться…
Пётр вытащил из кармана ментика карманный фонарик, включил его и медленно поводил – светло- жёлтым лучом – из стороны в сторону. Минуты через полторы обнаружился пропавший гусарский кивер, чей чёрный кожаный бок стыдливо высовывался из дальнего сугроба.
Подойдя, Петька бережно извлёк из глубокого снега свой гусарский головной убор. Вернее, то, что осталось от него: на месте пышного белого султана из страусовых перьев и нарядных этишкетов красовались только безобразно-обгоревшие комки и неаппетитные чёрные обрывки, кожаный же ремешок, пропускаемый под подбородком, и вовсе отсутствовал.
– Вот же, испортил чужую хорошую вещь! – огорчился Петька. – Теперь, наверняка, надо будет Науму Абрамовичу деньги отдавать. Долларов двести пятьдесят запросит, морда жадная! Придётся опять занимать у Нефёдова. Без отдачи – как и всегда – понятное дело…. Стыдно, конечно. Да, ладно…. Только сперва надо найти вышеозначенного Глеба. А где, прикажете, искать? Не, точно, чёрная полоса стартовала….
Держа в одной руке включённый фонарик, в другой – остатки кивера, и чуть покачиваясь, Пётр медленно двинулся (заковылял, еле передвигая ноги) к вершине холма, до которой оставалось – рукой подать.
Метель, тем временем, стала постепенно слабеть, на глазах превращаясь в пургу средней руки. Или, может быть, в порошу (вьюгу?) – с элементами обыкновенной позёмки? Сложный это вопрос – относительно точной классификации снежного зимнего безобразия.
Показалось? Или, действительно, сзади кто-то сдавленно и болезненно охнул-застонал, а, несколько секунд спустя, в призрачно-бледном луче карманного фонарика промелькнула – на сотые доли мгновения – неясная, бледно-серая тень?
Наверное, показалось…
На вершине холма, естественно, не обошлось без наглых фокусов неизвестных и могущественных Лицедеев.
Во-первых, в непосредственной близости от вершины до его слуха – сквозь визгливые и жалостливые завывания метели – долетели слова незнакомой, очень печальной и мелодичной песенки.
Мужской глубокий голос душевно выводил – под аккомпанемент скрипки и альта:
«Это же про меня и милую Марию Гавриловну!», – мысленно охнул Петька. – «Это же мы – нечаянно и нежданно – встретились через века и пространства! Знак Свыше, не иначе…».
Во-вторых, перевернувшийся чёрный кожаный возок и слегка подмёрзший труп гнедой лошади испарились без следа. А возле толстого ствола старенькой рябины стоял – как ни в чём не бывало – Глебов японский внедорожник: слегка припорошённый снежком, с наполовину выбитыми стёклами и работающей магнитолой, которая, впрочем, при приближении путника (путешественника во Времени?) надсадно захрипела и смущённо замолчала.
Светло-салатная крыша автомобиля, благодаря регулярным порывам северо-западного ветра, была почти свободна от снега, и на ней отчётливо – в тусклом свете карманного фонаря – были видны многочисленные, тёмно-красные точки.
– Сюрреализм, мать его точечную! – восхитился Пётр, подходя к джипу, прикоснулся пальцем к ближайшему тёмно-красному пятну и, осторожно лизнув испачканную подушечку пальца, констатировал: – Слегка повядшие на морозе ягоды рябины. Упали – в момент аварии – на крышу машины и, соответственно, прилипли…. Так, с этим всё более-менее понятно. Но, к сожалению, пока только с этим…
Он – руками и ногами – старательно отгрёб снег от левого бока автомобиля и с трудом приоткрыл переднюю дверцу. На водительском сиденье обнаружился невысокий снежный холмик-конус, из которого торчала чёрная рукоятка седельного пистолета.
«Это же мой пистолет!», – заторможено подумал Петька. – «Получается, что Глеб с Ольгой никуда не уезжали с места аварии? Получается, что так…. Ошибся уважаемый Николай Николаевич! Они, скорее всего, «провалились» в Прошлое. Там, в чистом поле, где необъяснимо оборвались их же следы…. А где сейчас я
