же цифирьки…
Дмитрий молча делал измерения. Ольф насмешливо взглянул на него и зевнул:
— Скучно, девушки.
И нехотя принялся помогать ему, а потом бросил латунный стержень, деформацию которого они должны были определить, уселся верхом на стул и сказал:
— Подохнуть можно! Слушай, Кайданов, давай сыщем какую-нибудь идейку и поэкспериментируем, а?
Дмитрию тоже надоело возиться с этой примитивщиной, и он согласился:
— Давай.
Ольф обрадовался:
— Ого, да ты, оказывается, не такой уж хмырь, как мне померещилось.
И они стали искать идейку. Они изменили в задаче почти все, что можно было, и в конце концов получили набор каких-то нелепых цифр. Ольф, встав одним коленом на стул и нависая светлой растрепанной гривой над столом, вычерчивал графики и бормотал:
— Господи, какая несуразная чушь. Какие мы все-таки кретины, Кайданов. Надо же было додуматься до такой дрянненькой и пошленькой идейки. А ведь идейка выглядела почти прилично… А что получилось — смотреть тошно. Из сих цифирей нам не удастся извлечь ни единой, даже самой жалкой крупицы истины. Великолепно говаривал на эту тему старик Гегель: вместо неба истины мы овладели облаками заблуждения. Однако — что есть истина? Сакраментальный вопрос, вопрос вопросов, король вопросов… Вы не знаете, я не знаю, мы не знаем, они не знают. И черт его знает, кто это знает.
Он отшвырнул карандаш и сказал:
— Так что пойдем получать наши двойки, мой доблестный соратник по идиотизму?
— Пойдем, — с улыбкой согласился Дмитрий.
Преподаватель был очень молод, красив, ярко и модно одет, и они не ожидали от него ничего хорошего. Ольф положил перед ним листки с «идейкой», пижон несколько секунд всматривался в них и с усмешкой спросил:
— Это что такое?
— Велосипед, — дерзко сказал Ольф.
Пижон пошевелил бровями и приказал:
— Излагайте.
Они стали излагать.
Пижон слушал молча, наклонив голову к левому плечу, не пряча пренебрежительной усмешечки, рисовал ехидные ушастые рожицы прямо на их графиках. Когда они кончили, пижон хмыкнул и сказал:
— Великолепнейшая чушь и ересь! Давно мне не приходилось выслушивать подобной ахинеи… Что? — посмотрел он на них, заметив, что Ольф собирается возразить.
— Нет, ничего, — поспешно сказал Ольф.
Пижон помолчал немного и вдруг разразился:
— Первоклашки! Беретесь решать задачу, которая требует знания тензорного исчисления, механики сплошных сред и еще дюжины теорий, о которых вы не имеете никакого понятия! Что же я должен поставить вам за такую самодеятельность?
— Двойки, — сказал Ольф.
— И вы их получите! — угрожающе сказал пижон, схватил их листки и стал быстро перечеркивать строчки, ставить вопросительные знаки, писать формулы и стремительно бросал уничтожающие реплики, забыв о знаках препинания: — Неучи по какому-то недоразумению натолкнулись на ценнейшую мысль и тут же все испортили так нельзя было сделать мозгов не хватило откуда вы взяли такую чепуху разве нельзя было обратиться ко мне сколько времени зря потеряли или у вас его миллион.
Тут он набрал в грудь воздуху и разразился новой тирадой, и постепенно выяснялось, что задачка их — нелепость, попытки сделать ее по-другому выглядят просто жалко, и вообще вся механика — сплошное недомыслие и бородатая химера и что во всей науке есть только одна область, достойная изучения, — это физика Элементарных Частиц.
— Основа основ мироздания!!! — гремел пижон. — Громаднейшее поле деятельности! Наука, о которой можно сказать: мы не знаем даже, знаем ли мы о ней что-нибудь! Где вы еще найдете такую великолепную возможность свихнуть себе мозги! Да знаете ли вы, что это такое? И что вообще вы знаете?
И он грозно посмотрел на них.
Они сидели, раскрыв рты, и во все глаза смотрели на него.
Пижон обрушил на них град вопросов, вытряхнул из них все их знания и воскликнул:
— Чудовищное невежество! Почему вы ничего не знаете об элементарных частицах? Сколько вам лет?
— Двадцать один, — сказал Ольф.
— Девятнадцать, — пробормотал Дмитрий, вконец подавленный этим потоком обвинительного красноречия.
— О господи! — с неподдельным ужасом развел руками пижон. — Дожить до сорока лет и ничего не знать об элементарных частицах! Для чего вы тогда на свет родились? Зачем попали на физфак? Вам только в дворники! В домохозяйки!
Он схватил карандаш и стал писать. Все уже разошлись, они остались втроем, и пижон рассказывал им об элементарных частицах. От напряжения у Дмитрия даже ноги онемели. Это был какой-то водопад фактов, парадоксальных выводов, сумасшедший мир невозможных идей и неизвестности.
Только через полчаса пижон спохватился:
— Мне давно уже нужно идти! Проводите меня, я попытаюсь еще что-нибудь вдолбить в ваши пустые головы! Правда, вы все равно ничего не поймете, но это страшно интересно.
И он стал торопливо засовывать бумаги в портфель, не прерывая своей лекции.
— Вы забыли поставить нам двойки, — напомнил ему Ольф.
— Ах да, ваши двойки…
Он отыскал в своем журнале их фамилии и поставил против них «н/з» — незачет.
И пока они шли в общежитие, пижон продолжал рассказывать, и в лифте тоже. Они не заметили, как он привел их к себе в комнату, — оказывается, он жил на соседнем этаже. Пижон говорил еще минут пять, потом спохватился и спросил:
— Ну что, хватит с вас?
— Хватит, — сказал Дмитрий. У него уже голова шла кругом.
— Да? — удивился пижон. — В самом деле хватит? А жаль, — огорчился он, подумал немного и полез в шкаф за книгами. Он выложил перед ними целую стопку и просительно сказал: — Почитайте, а? Ей-богу, здесь бездна интересного. Для вас, правда, немного трудновато будет, но вы постарайтесь. Что непонятно, прошу ко мне.
Они поблагодарили его и направились к выходу. У двери Дмитрий спохватился и спросил:
— Простите, а как вас зовут?
— Аркадий Дмитриевич Калинин, ваш покорный слуга.
Дмитрий растерянно уставился на него. Значит, это и есть тот самый знаменитый Ангел, о котором столько говорили на факультете, один из самых блестящих преподавателей?
Калинин с недоумением посмотрел на него:
— Забыли что-нибудь?
— Нет-нет, — пробормотал Дмитрий, и они вышли.
В коридоре Ольф восторженно хлопнул его по плечу:
— Вот это парень, а? Нет, каков? Ты представляешь, как нам повезло? Такая лекция, такие книжки!
И Ольф стал жадно перебирать книги. Они тут же, в коридоре, начали делить их и чуть не поссорились, а потом вместе отправились в комнату Дмитрия и принялись читать.
Они решили не размениваться на мелочи и сразу взялись за фундаментальную монографию. За неделю они одолели одну главу — самую легкую, где излагались начальные сведения. Но для того чтобы
