гирями висели на ногах умных, талантливых и сильных. Пользы от этого никому, в том числе и слабым, а вред — огромный. По-моему, это достаточно очевидно, Америки я не открыл.
— Да, тезисы не из свеженьких, — согласился Дмитрий.
— Надеюсь, обзывать меня ницшеанцем и суперменом ты не станешь? — с иронией осведомился Мелентьев.
— Да нет, зачем же…
— Уже хорошо. Так, как думаю я, думают многие, но высказываться не решаются, потому что это считается неприличным. И действовать в соответствии с этими принципами тоже отваживается далеко не каждый. Ну а я вот — не боюсь.
— Потому что ты сильный, умный и талантливый, — без всякого выражения сказал Дмитрий.
— Да, — серьезно сказал Мелентьев. — И я не хочу, свои силы и талант тратить на пустяки. И уверен, что и ты не хочешь, — потому что и ты из той же породы. И ты меня не убедишь, что тебе приятно расходовать себя по мелочам.
Дмитрий покачал головой:
— Не собираюсь ни в чем убеждать тебя.
— А вот мне кое в чем хотелось бы тебя переубедить.
— Это в чем же?
— Ты — большой корабль, а плаваешь пока мелко. Вернее, не так глубоко, как мог бы. Сначала я думал, что все это из-за твоей мягкотелости, из нежелания трепать себе нервы, из-за стремления угодить и нашим и вашим. Но твое поведение во время эксперимента, откровенно говоря, удивило меня.
— Почему?
— Ты ведь очень многим рисковал. Вся твоя карьера могла к черту полететь. Чтобы решиться на такой риск, сила нужна немалая. Я попытался поставить себя на твое место и подумал: а я решился бы на это? Пожалуй, что и нет… Даже наверняка не решился бы, — признался Мелентьев. — И вот этакое… логическое несоответствие и удивляет меня в тебе.
— А может, дело тут не в логике? — усмехнулся Дмитрий.
— В чем тогда?
— Ты хочешь, чтобы я тебе объяснил?
— Да не мешало бы.
Дмитрий помолчал и вздохнул:
— Эх, Валерка, человек ты… Ничего я тебе не стану объяснять. Не сумею, да и вряд ли ты поймешь.
— Вон как…
— Это не в обиду тебе сказано… Просто мы люди разных миров. Ты моего мира не приемлешь, я — твоего, и объясниться нам трудно.
— А ты попробуй, — прищурился Мелентьев.
— Да что пробовать… Жалко мне тебя.
— Жа-алко? — с нескрываемым удивлением протянул Мелентьев, — Вот дожил… Впервые слышу такое.
— И плохо, что никому не приходило в голову пожалеть тебя, посочувствовать.
— А мне это и не нужно.
— А что же тебе нужно?
— Многое. И прежде всего — чтобы мне не мешали работать, дали возможность полностью проявить себя. Я думаю, что способен на многое… И многое сделаю.
— Возможно, — неохотно согласился Дмитрий. — Талантом тебя бог не обидел. Сделаешь…
— Тогда с чего это тебе жалко меня стало? — Мелентьев зло усмехнулся.
— А с того, что, видно, не так уж сладко тебе… в этой пустыне жить.
— В какой пустыне?
— Да в такой… из которой ты пытаешься бежать сейчас.
— Куда это я пытаюсь бежать?
— Куда — не знаю, а откуда — вижу.
— Интересно… И что же ты видишь?
— Да то, что вот уходишь ты — и ничего после тебя не останется здесь. Кроме работы, конечно.
— Мало этого?
— Этого, как видно, даже для тебя мало.
— На Жанну намекаешь?
— Не только. Уедешь — и ведь вряд ли найдется хоть один человек, который пожалеет об этом.
— Далась тебе эта жалость, — с досадой сказал Мелентьев. — Жил до сих пор без нее — и ничего, обходился. И дальше проживу.
— Да живи, кто тебе не дает.
И так явно прозвучало в словах Дмитрия желание поскорее закончить разговор, что Мелентьев, пристально поглядев на него, поднялся.
— Ну что ж, погутарили — и хватит. Видно, и в самом деле неудачное время я выбрал… Ты бы полечился, а то выглядишь неважно.
Дмитрий молча поднялся, протянул ему руку:
— Ну, счастливо.
— Может, когда еще увидимся…
— Конечно… Заявление отдашь секретарю Торопова, она все сделает.
— Знаю.
Дня через три Ольф спросил:
— Куда это Валерка запропастился?
— Наверно, уехал, — сказал Дмитрий.
— В отпуск?
— Да нет, он же уволился.
— К-как уволился?
— Да так. Написал заявление, я подписал.
— Когда?
— Три дня назад.
Ольф долго молча смотрел на него и неуверенно осведомился:
— А ты, это самое… не загибаешь?
— Чего ради?
— А что же сразу ничего не сказал?
— Я думал, он сам скажет.
— Сам, сам… А у тебя что, язык отвалился бы?
Дмитрий промолчал, а Ольф огорченно сказал:
— Черт, как нехорошо получилось… Столько работали вместе, а расстались — как случайные попутчики на вокзале.
Дмитрий с отсутствующим видом смотрел перед собой в стол и явно ждал, когда Ольф уйдет. Но Ольф не уходил. Он вспомнил, как Дмитрий при его появлении торопливо прикрыл газетой исписанные листки, и решил спросить напрямик:
— Послушай, что ты сейчас делаешь?
— Сижу.
— Это я вижу, — серьезно сказал Ольф. — Работаешь над чем?
— Ищу математическое доказательство существования господа бога, — медленно сказал Дмитрий. — А также всех его боженят, ангелят, чертенят и прочей нечисти.
— Ясно, — сказал Ольф, поднимаясь. — Когда прикажешь лететь в Новосибирск?
— Когда хочешь. Только сначала сдай работу.
— Тогда в понедельник и подамся. Что не успею сам — Жанна закончит.
— Мне все равно, — безучастно сказал Дмитрий.
