— Милый мой, а тебе не кажется, что ты… недооцениваешь способности членов Ученого совета? И мои в том числе?
— Нет. Но мне лучше, чем кому-либо, известно, кто что делал в этой работе.
— Но идея была твоя. И главные решения в этой работе принимал ты. За это тебя и представляют к докторской степени.
— Но и Мелентьев сделал много. Очень много, — подчеркнул Дмитрий. — Кроме того, у него и других работ немало — и более значительных, чем прежние мои работы. Я настаиваю на том, чтобы вы рассмотрели его кандидатуру.
— Хорошо, — отрывисто сказал Дубровин. — Я сделаю такое предложение в Ученом совете, но и только. Поддерживать его кандидатуру я не буду. А тебе придется составить докладную и отметить то, что он сделал.
— Это несложно, сегодня же сделаю.
— Ты так торопишься уехать? — Дубровин помолчал и невесело сказал: — Ладно, иди.
— Завтра когда к вам прийти?
— Я сам позвоню.
Ольф встретил его мрачным вопрошающим взглядом.
— Не рычи, Тихоныч, — мирно сказал Дмитрий. — Подожди до завтра.
— Ну-ну.
— Я домой поеду, голова что-то разболелась.
— Поезжай, что ты мне докладываешься, — отвернулся Ольф.
На следующий день, не дождавшись звонка Дубровина, Дмитрий сам пошел к нему. Дубровин, взглянув на часы, сумрачно проговорил:
— Явился — не запылился… Рано, я же сказал — сам позвоню.
— Говорили с Грибовым?
— Говорил.
— Ну и что?
— Не нравится ему твоя затея.
— Можно было предполагать… И что вы все-таки решили?
Дубровин, как-то жалко глядя на него, тихо попросил:
— Дима, послушай ты меня, старого лысого дурака, — не езди, а?
Дмитрий отвел взгляд от его лица.
— Что-то рано вы в старики записались.
— С такими, как ты, постареешь, — вздохнул Дубровин.
— И много у вас таких? — натянуто улыбнулся Дмитрий.
— Да вот один нашелся на мою голову… Может, не поедешь?
— Не могу, Алексей Станиславович.
— Ну, поезжай, что делать, — печально сказал Дубровин. — А все-таки зря ты это затеял.
— Может, и зря, — согласился Дмитрий, — но другого выхода не вижу. Вот заявление, отдайте Торопову сами, объясните ему…
— Какое заявление?
— Об увольнении, какое же еще?
— Ну, знаешь ли… — рассердился Дубровин и брезгливо, одним пальцем, отодвинул заявление. — Как-нибудь без него обойдемся.
— Как?
— Это уже не твоя забота. Иди, я позвоню.
Дубровин позвонил в четыре и, когда Дмитрий пришел, сразу заговорил:
— В общем, так… Месяц у тебя законного отпуска, еще три — творческий отпуск. С сохранением зарплаты, разумеется.
— Это еще зачем?
— Послушай, — Дубровин гневно сдвинул брови, — ты хочешь уехать? Ну, так и поезжай, никто тебя не держит. А эти дурацкие «зачем» и «почему» оставь при себе. Тебе не милостыню подают, а то, что полагается. И не тебе первому, кстати.
— Через четыре месяца я не вернусь.
— И прекрасно, — отрезал Дубровин. — Продлим еще или дадим административный.
— До бесконечности?
— Не твое дело. Садись, пиши заявление.
Дубровин сам продиктовал ему заявление и, когда Дмитрий расписался, почти выхватил его из рук и спрятал в стол.
— Все. Можешь убираться.
— Кто вместо меня будет?
— Ольф.
— Как?
— Врио, разумеется. Иди, некогда мне.
— До свиданья.
Дмитрий направился к двери, но колючий вопрос Дубровина остановил его:
— Когда ехать думаешь?
— Дней через пять.
— Попрощаться не забудешь?
Дмитрий молча смотрел на него, и Дубровин отвернулся к окну, буркнул:
— Ладно, иди.
Через два дня Дмитрий с утра уехал в Москву. «За билетом», — догадался Ольф и к вечеру прочно обосновался в квартире Дмитрия. «С этого параноика все станется… Соберет вещички — и смоется потихоньку. И Жанка еще психует… С ним ехать хочет, что ли?»
Дмитрий приехал поздно и, кивнув на приветствие Ольфа, молча прошел на кухню, поставил чайник и почему-то долго не выходил оттуда. Ольф сам пошел к нему. Дмитрий стоял посреди кухни и оглядывал полки раскрытых шкафов.
— Взял билет? — спросил Ольф.
— Да.
— Когда?
— Послезавтра, в десять вечера.
— И куда?
— Пока до Иркутска.
— Самолетом?
— Нет, поездом.
— И что ты собираешься там делать?
— Посмотрю Байкал, а там видно будет.
— Пришли гранки, — сказал Ольф. — Будешь читать?
— Зачем? Сам вычитаешь.
— Уже. Там твоя подпись требуется.
— Ладно, пошли отсюда.
Дмитрий расписался и выложил из папки несколько листков.
— Вот тебе все мое хозяйство… на будущее. Немного, конечно, но больше пока и вряд ли нужно. Чем конкретно будете заниматься — решайте сами. Посоветуйтесь с Дубровиным.
— А что ребятам сказать?
— Наилучшие пожелания и больших творческих успехов.
— Я серьезно, Димыч.
— Я тоже.
— Как им объяснить твое отсутствие?
