ничего не значит. Например, сперва заградительный щит был раскалённым докрасна, потом туннель заполнили подземные холодные воды, вот, он и остыл… Кстати, перепад температур мог дополнительно способствовать деформации. В-третьих… Ладно, не будем терять времени на выстраивание бессмысленных и зряшных версий. Доставай, Лёха, штатную физическую аппаратуру. Измеряй… Может, тут такой повышенный радиационный фон, что нам надо улепётывать на «Площадь Мужества» со всех ног? Вернее, со всех колёс нашей дрезины… Меряй, дружище! А мы с капитаном Орловым отойдём в сторонку, перекурим и немного поболтаем.
Закурив, Артём поинтересовался:
– Так что, Емельян, случилось-то с голыми бабулями? Куда вы их, болезных, подевали? Допрашивали?
– Только одну, – помявшись, ответил Орлов. – Она была одноглазой, со страшным ожогом на лице и шее. Говорила, что это следы давней авиакатастрофы, в которой ей довелось побывать ещё в десятилетнем возрасте… Вообще, она несла несусветную чушь. Полную ахинею, выражаясь литературным языком… Мол, все бабушки состояли (трудились, служили, работали?) в тайном подземном гареме какого-то высокопоставленного коммуниста. В гареме – коммуниста! Представляешь? Уписаться можно от смеха… Всё это было очень давно, когда данные старушки были молодыми женщинами, то есть, до приснопамятной горбачёвской Перестройки. Причём, этот важный коммунист был, ко всему прочему, ещё законченным и чокнутым извращенцем. То бишь, собирал в гарем только женщин с всякими видимыми дефектами: одноногих, одноруких, с болезнью Дауна, идиоток, ну, и так далее. Издевался над ними, мучил, пытал, заставлял делать всякие гадости… Вот, собственно, и всё, что могу сообщить. Потом Музыка выгнал меня из кабинета. Мол, смущаю и отвлекаю допрашиваемую гражданку своими дурацкими смешками… А потом, после завершения допроса, подполковник мне ничего так и не рассказал. Ходил – мрачнее тучи – и на все мои вопросы не отвечал. То есть, только угрожающе порыкивал в ответ… И одноглазую старушку я больше не видел.
– А что случилось с остальными пожилыми женщинами?
– С остальными, говоришь… Вели они себя очень, уж, неправильно и буйно. Носились – как те неуправляемые космические метеоры – по платформе, бесновались, плевались, испражнялись, нападали на бойцов. Естественно, получили достойный отпор… Потом – по приказу подполковника – мы их усыпили с помощью экспериментального газа. Одну – внешне самую спокойную, опрятную и вменяемую – оставили для допроса. Всех других, это… Ну, определили в расход, а тела, э-э-э, утилизировали. Типа – по жёстким законам военного времени…
– Однако, – поморщился Артём. – Крутовато, на мой частный взгляд.
– Ничего не попишешь, строгие инструкции. Мол: – «В военное время все лица, чья деятельность – так, или иначе – представляет собой серьёзную угрозу для безопасности станции, подлежат немедленному уничтожению…». За дословность не ручаюсь, но что-то похожее… Как любит говорить наш Николай Николаевич: – «Ничего личного. Лишь – скрупулёзное выполнение инструкций…».
Никоненко, что-то старательно записав в толстую общую тетрадь, закончил измерения и принялся неторопливо и аккуратно складывать приборы обратно в рюкзак.
«Судя по его полному спокойствию, ничего опасного и страшного не выявлено», – предположил сообразительный внутренний голос. – «Повышенный фон радиации – для молодого мужика – как красная тряпка для испанского быка. Вернее, как голодное кошачье мяуканье – для беззащитного маленького мышонка…».
– Какие новости с физических фронтов? – деланно небрежно поинтересовался Артём. – Есть, чем порадовать?
– Нулевые новости, Тёмный, – задумчиво откликнулся Лёха. – В том смысле, что радиационный фон – почти нулевой. Даже, ниже среднестатистического естественного уровня. Как такое может?
– Возможно, что там произошёл полный обвал свода, – небрежно махнув рукой в сторону выгнутого туннельного щита, предположил Орлов. – После ядерного взрыва произошли существенные тектонические подвижки, вот, каменные плиты и опустились вниз.
– Ага! По ту сторону щита плиты, значит, опустились, а по эту – нет? Посмотри, на сводах туннеля не наблюдается ни одной значительной трещины! Так, только сплошная, совсем неопасная мелочь…
– Тогда, пацаны, даже, и не знаю.… Поехали обратно на «Площадь Мужества», а? Доложим руководству. Пусть подполковник и ваша барышня совместно решают, как относиться к выявленному факту… Кстати, а генеральская племянница, она в каком звании состоит?
– Сам у неё и спроси, – предложил Артём. – А нам не велено – разглашать секретные военные тайны. Каждому, ведь, должно быть понятно, что с генерал-лейтенантом Громовым – шутки плохи…
На перроне их ждали Таня и Музыка. У ног девушки стоял тщательно опломбированный кожаный баул. Лицо бравого подполковника было – до нельзя – растерянным и смущённым, а все верхние пуговицы на чёрном бушлате – тщательно застёгнутыми.
– Что новенького, орлы могучие? – с генеральскими нотками в голосе спросила Татьяна. – Добрались ли до «Политехнической»? Что там видели? В смысле – видали? Какова общая обстановка?
– Да, что вам удалось выяснить? – послушно подключился Музыка.
– Пусть доложит капитан Орлов, – благородно предложил Артём. – На правах гостеприимного и хлебосольного хозяина, так сказать…
Емельян подробно и доходчиво обрисовал сложившуюся картину.
– Как же так? – незамедлительно запаниковал подполковник. – Инструкции не предусматривают такой странной ситуации! А, если, туннельный щит, не дай Бог, не выдержит и треснет? А оттуда такое рванёт и потечёт…
– Что – рванёт и потечёт? – лениво зевнула Таня.
– Да, всё, что угодно! Включая разнообразную химическую и радиоактивную хрень… Что же мне теперь делать, Татьяна Сергеевна?
– Во-первых, отставить неразумную панику! Не слышу ответа!
– Есть, отставить панику!
– Во-вторых, всегда надо рассуждать логически, тщательно анализируя полученную информацию… Если заградительный щит до сих пор не треснул, значит, очевидно, уже и не треснет. Тем более что из-за него, по словам капитана Орлова, не долетает никаких подозрительных звуков и шумов… Опять же, щит абсолютно холодный, и уровень радиации рядом с ним – практически – нулевой. Согласны, подполковник, с этими позитивными доводами?
– Так точно! – заметно повеселел Музыка. – Полностью согласен!
– В-третьих, вам необходимо – как можно быстрее – осмотреть второй туннель, ведущий к «Политехнической». Сработал ли там заградительный щит? Не сработал? В каком он находится состоянии? Какой сейчас рядом с ним наблюдается радиационный фон? Это очень важные вопросы, дорогой мой Николай Николаевич…
– Понял! Сейчас всё сделаем в лучшем виде!
– Подполковник, вы куда? А кто мне обещал – подбросить нас до «Лесной»? Обещания, как меня учил любимый дядюшка, надо выполнять.
– Я всё помню, уважаемая Татьяна Сергеевна! Сейчас, только отдам необходимые распоряжения и тут же вернусь! Минут семь-восемь, не более… Разрешите? Капитан Орлов, за мной!
Дождавшись, когда подполковник и капитан отойдут от мотодрезины на приличное расстояние, Артём попросил:
– А теперь, моя небесная донна, расскажи-ка нам о своих достижениях. Как я понимаю, в этом кожаном бауле находится сыворотка от бешенства? И, судя по не потревоженным пломбам, все её станционные запасы? Как тебе удалось – уболтать этого закостенелого служаку?
– Обычно, – мило засмущалась девушка. – Прозрачные намёки, пространные и неоднозначные обещания, многозначительные паузы, туманный рассказ о неких важных и секретных медицинских экспериментах… Абсолютно ничего хитрого! Правда, пришлось издать соответствующий приказ (рукописный, понятное дело!) об экстренном изъятии соответствующего препарата, и подписать полноценный Акт приёма-передач.
– И как же ты подписывала эти важные документы? Находясь в какой конкретной должности? В каком,
