Белыч потянул занавес в сторону, открывая перед нами задник сцены, на котором стояли четыре огромные колбы. Мы подошли ближе и в отраженном свете взгляду открылись четыре позвоночных столба, увенчанных окровавленными полушариями головного мозга, висящие в колбах в толще зеленоватой прозрачной жидкости.
Меня вырвало прямо на занавес. Когда рвотные позывы прекратились, я оглянулся: Белыч стоял, сжав виски руками, Петрович медленно бродил между сосудов.
— Климовская бригада, — отчетливо сказал Белыч, и я вспомнил несчастных, сваленных у БТР на дороге. За которых я обещал дать Сахарову в морду. — Зачем вот так-то?
— Как они сюда попали? — Корня заботили только практичные вопросы.
— Они мертвы, — ответил я невпопад, — какая теперь разница, как они сюда попали?
— Тот, кто это сделал — ещё жив, — заметил Корень, и это обстоятельство не может радовать.
— Контролер, — голос проводника был спокоен, — эти суки такие вещи с людьми делают. Под настроение.
— Пошли отсюда, — Петрович развернулся на носках и быстрым шагом стал подниматься вверх.
Мы осмотрели еще десяток помещений по левой стене, возвращаясь к выходу, прежде чем наткнулись на дверь, за которой оказалась некрашеная бетонная стена со сварной металлической лестницей, ведущей вниз.
Нам сверху показалось, что идет она почти до самого дна, во всяком случае, даже объединенная световая мощь двух оставшихся фонарей не позволила нам разглядеть ее последний пролет.
Лаборатория. Административный этаж
Решетка, отгородившая от лестницы проход на второй этаж, оказалась закрыта на навесной замок, а за ней виднелась массивная металлическая дверь. Конечно, это не должно было стать непреодолимым препятствием для трех серьёзно настроенных мужчин, не испытывающим пока дефицита в средствах разрушения. Но, после минутного совета, было решено оставить штурм вотчины местной охраны на другой раз, а самим попытать счастья на административном этаже.
Здесь тоже оказалась тяжелая дверь, закрытая изнутри. Корень, осмотрев её, покачал головой:
— Странное у людей отношение к эвакуационным выходам. А если пожар? Они так и будут все перед дверью торчать? Ждать ответственного с ключами? Макс, доставай свой шланг. Здесь много взрывчатки ставить нельзя — боюсь, наша единственная дорожка обвалится.
В этот раз Петрович сам приладил нашу ультимативную отмычку к блестящему полотну — вокруг предполагаемого замка, потратил меньше четверти метра. Мы вернулись на два этажа вверх, открыли рты и Белыч, выпросивший у Корня право подрыва, нажал на брелоке красную кнопку. Под ногами глухо ухнуло и до нас донесся далекий металлический звон падающих фрагментов.
— Прошу, господа, — Петрович довольно осклабился.
Белыч первым осторожно ступил на лестницу, покачался на ней, и скачками побежал вниз. Следом за ним по ступенькам без очереди покатился Петрович, мне пришлось замыкать нашу короткую колонну.
Третий ярус встретил нас световой иллюминацией — сразу за дверью по потолку и стенам росли уже знакомые мне по Зайцевской «клинике» мохнатые «кораллы», росшие здесь реже, не в каждом светильнике, но все равно дававшие какой-никакой свет.
Мы с Корнем выключили свои фонари и все вокруг нас окрасилось в фиолетово-голубое. Белыч потрясенно вертел головой, нам же с Корнем эта красота была по барабану: у Петровича была определенная цель, не позволявшая обращать внимания на всякие мелочи, мне же все это было уже знакомо.
— Так, — Корень встал под ближайшим светильником, достал из кармана добытый в бюро пропусков список абонентов внутренней телефонной станции, развернул его, — нас интересуют помещения с номерами «03.07А», «03.12С» и «03.29 ТК». Кто первым увидит, тому шоколадка.
Искомые апартаменты нашлись в самом конце длинного полуосвещенного хода, перед одним из лифтов, там, где коридор ветвился, расходясь в стороны двумя одинаковыми рукавами. И были это именно «апартаменты»!
За неказистой типовой дверью с привычной уже трафаретной надписью «03.07А» оказалась приемная с высоким, теряющемся в темноте потолком. Здесь не росли «кораллы» и пришлось снова прибегнуть к помощи фонарей. Возле секретарского стола, легко узнаваемому по допотопному селектору, пишущей машинке, делящей специальную приставку к столу с громоздким принтером-копиром-сканером, лоткам, ныне девственно чистым, целой батарее разнокалиберных телефонов и плоской панели монитора, стояли металлические чемоданы. Четыре штуки светло-серого окраса — они никак не вписывались в картину научного учреждения, пока Корень, хмыкнув, не сказал:
— Знакомые портфельчики. У нас в банке такие же, на случай внезапного появления фискалов. Сложил внутрь что нужно, стукнул об пол — и внутри огонек загорается в две тысячи градусов. Горит недолго, а выжигает все! Вскрывать бесполезно — только зола.
А сбоку от стола отражали свет наших фонарей две лакированные поверхности высоченных — под два с половиной метра — дверей. Вход к шефу.
На высоте человеческого роста на красной табличке было что-то написано. Подойдя ближе, удалось прочитать хитрую вязь серебряных букв:
«Заведующий лабораторией д. ф-м. н., д.б. н, ч-к АН СССР, Колчин А.К.»
— И чем же вы тут занимались, господин Колчин? — спросил табличку Белыч.
— Сейчас посмотрим, — Корень бесцеремонно пнул высокую створку.
Внутри кабинет члена-корреспондента вполне соответствовал моему представлению о том, как должно выглядеть рабочее место высокого функционера от науки.
Мягкая красная дорожка, ведущая к т-образному столу с кожаным троном. Справа и слева к ножке «Т» приставлены глубокие вместительные кресла в количестве четырех штук, сбоку еще один стол, с посадочными местами попроще, возле него аквариум литров на четыреста с черной порослью взбесившихся водорослей и без единой рыбы. Вдоль левой стены тянутся вмонтированные в неё полки со множеством книг — пробежавшись по корешкам пальцем на одной из стоек, я отметил, что большинство из них справочники и сборники монографий. На соседней полке обнаружилась своеобразная подборка: Нострадамус с комментариями и толкованиями, «Эссе о матушке Шиптон» У. Гаррисона, жизнеописание Авеля Васильева, «История великого ясновидящего Эдгара Кейси», три книги Джин Диксон, записки Ф. Низьера, Глоба, Ванга, «Предиктор» Самойловича, несколько десятков биографий древних предсказателей — от Гегесистрата до Аарона. Следующая полка была отдана во власть методов технического анализа, потом шли многостраничные тома матстатистики, цветные книжонки по способам гадания — от традиционных карт Таро, хиромантии, библиомантии, И-цзин, до забытых аксиномантий и рун, с небольшим отклонением до экзотических толкований ониромантии и ауспиций. Большая подборка медицинских наблюдений и описаний случаев проскопии. Дальше смотреть не было смысла. Вся литература была переложена множеством закладок — владелец неоднократно обращался к источникам.
Направленность интересов бывшего хозяина кабинета не оставляла никаких сомнений в том, что заведение, которым ему довелось руководить, занималось способами предсказания будущего. И очень так может быть, что суперкомпьютер, легенду о котором так удачно подсунули Петровичу — вовсе не миф!
Корень, смахнув пыль с кресла члена-корреспондента, уселся за стол и стал шарить по тумбочкам, обнаруженным под столешницей. На столе в сиротливо стояла хрустальная пепельница. Сбоку к ней была приделана массивная фигурная бляшка из тусклого металла, на которой Петрович прочел:
— «За неоценимую помощь Главному Оракулу Российской Федерации от В.В.» Простенько и со вкусом. А по верху поясок платиновый с камешками.
Белыч плюхнулся в одно из удобных кресел сбоку, а я обнаружил в задней стене кабинета небольшую дверцу и сунулся туда.
