Глава 9
Парочка легавых, сидевших напротив Матиаса, дымила не переставая, особенно она —коренастая, крепко сбитая, ее янтарная шевелюра была уложена волосок к волоску, наводя на мысль о коккер-спаниеле, гордо вышагивающем по улице после визита к собачьему парикмахеру.
Терпкий дым плавал по комнате, разъедая глаза, ноздри и гортань.
Все было не так: легавые не заперли его в камере в ожидании суда, они надели ему наручники, натянули на голову капюшон, везли какое-то время в машине и наконец 'высадили' в подвале с грубыми бетонными стенами, поделенном на множество крошечных кабинетиков. Там с него сняли капюшон, отобрали ремень и шнурки, закрыли в загончике с сортиром-'очко' и подали завтрак —кофе и круассаны, — который он съел, не заставив просить себя дважды. Потом он ждал целый день, лихорадочно размышляя, пытаясь восстановить ход ночных событий и понять, в какой момент утратил над ними контроль. Да с самого начала, конечно, с первого же свидания с Романом в 'Смальто'. Рысь никогда его не подставлял, но от этого дела просто воняло провокацией и предательством.
Вечером женщина принесла ему два сандвича, бутылку минералки с газом (черт, да им как будто известны его предпочтения по части питья!) и одеяло на ночь.
Ему удалось поспать час или два, хотя в камере невыносимо воняло мочой, бетонные стены давили на психику, а отросшая щетина противно шуршала, соприкасаясь с кожаной курткой, которую он, смяв в комок, положил под голову.
Неразлучная парочка вошла в его камеру в девять утра. С собой они принесли кофе, круассаны и сигареты.
Мужику на вид было лет тридцать пять—сорок, волосы подстрижены ежиком, лицо и костюм — одинаково помятые, сам он —поджарый, спортивный. Ей —около тридцати, энергичная, живая, одета более чем нейтрально и не сказать чтобы слишком женственна —несмотря на прическу под коккера. Они выпили кофе и поели в компании Матиаса, а потом выкурили первую —самую сладкую —сигарету, наблюдая за ним с раздражающей пристальностью.
—Я —Кэти, он —Блэз... —нарушила наконец гнетущее молчание женщина.
Странное начало допроса: у легавых было не в заводе представляться арестованным по имени. Матиас допил кофе, передернувшись от горечи, поставил стаканчик на узкий столик, отделявший его от полицейских. Он заметил под курткой мужчины и свитером женщины оружие, на долю секунды представил себе, как перепрыгивает через стол, сбиваете ног женщину, выхватывает ее оружие и уходит из подземелья, прикрываясь ею, как живым щитом...
Впрочем, к чему все это? Ночь его предала, сыскари его вычислили, он стал одним из тех проклятых, которых отвергла улица, и они нигде не могут чувствовать себя в безопасности.
На самом-то деле больше всего на свете он сейчас мечтал о горячей ванне и чистом белье.
—А ты —Матиас Сирименко, —продолжил мужчина.
—Жалкий маленький мерзавец, убивший прошлой ночью троих человек, а до того —множество других людей.
—Скажем так—у нас нет формальных доказательств относительно других жертв, —подхватила женщина. —Тем не менее, проделав небольшую работу, проверив некоторые твои недавние перемещения и телефонные звонки за границу, мы все на тебя повесили.
Они замолчали, откинувшись на спинку стульев и сцепив ладони в замок на затылке, чтобы дать Матиасу время осознать сказанное. Он отлично знал методы легавых —успел познакомиться в далекой юности, когда жил на улице. Кстати, они мало чем отличались оттого, как орудовал Рысь и другие стервятники нелегального бизнеса, —словно у тех и других просто не было иного выбора, кроме как действовать сходными методами.
Они не засадили его за решетку, потому что у них есть для него работа, вот и начали переговоры с угроз, дабы сделать свое предложение повесомее, торгуясь с позиции силы. Матиас решил хранить полную невозмутимость —как с привычными заказчиками.
—Получишь по максимуму, Матиас Сирименко, пожизненное с отсидкой тридцати лет без права сокращения срока, —заявил мужчина, Блэз, гаденько улыбаясь.
—Могу заверить —блондинчики вроде тебя пользуются бешеным успехом в тюрьме. Когда выйдешь, будешь маленьким сморщенным старикашкой с такой дырявой задницей, что придется тампонами затыкать!
Матиаса пробрала дрожь, но он постарался ничем не выдать смятения: да он скорее перегрызет себе вены, чем станет таким отребьем.
—Мы знаем тебя лучше, чем ты думаешь, Матиас, —продолжила женщина —Кэти. —Нам известно, что ты не любишь мужчин, —впрочем, и женщин тоже.
Единственное, что тебя возбуждает, —это возможность сделать дырку в башке тому, кого тебе заказали, разве не так?
На этот раз Матиасу не удалось ни скрыть изумления, ни сдержать дрожь в левой ноге. Он никогда никому не говорил о тайных наслаждениях своей профессии —за исключением разве что Джоанны, сбежавшей издому пацанки, жившей с ним около двух месяцев и не раз и не два забиравшейся под его одеяло. Она тоже рассказала ему свою тайну: девчушка посещала черные мессы на кладбищах и другие оккультные церемонии, щедро орошавшиеся кровью. Он отказался сопровождать ее на 'слет' сатанистов —и она ушла хлопнув дверью, а на прощанье заявила, что он —'заурядное ничтожество', а еще 'трахал ее, не расставаясь с пушками'. Он тогда подумал, что, может, стоит догнать ее и убрать, пока не рассказала всем и каждому, что спала с убийцей, но потом решил —и, как теперь выясняется, был не прав, —что ей все равно никто не поверит.
—Тебе нравится играть с чужими жизнями, да, Матиас? —бросил Блэз. —Так вот, это противозаконно. Возможно, закон нехорош, но это закон.
—Ты выбрал не ту сторону, Матиас, —дожимала Кэти. —Ну да, адвокат станет упирать на смягчающие обстоятельства, но поскольку на дорогого законника средств тебе не хватит...
Она встала и продолжила, перейдя на напыщенно-торжественный тон, кивая головой в такт собственным инвективам, причем ее рыжая шевелюра до смешного напоминала парик адвоката из английского телесериала:
—Мать моего клиента умерла от рака, когда ему едва исполнилось семь, отца и сестер расстреляли в их собственном доме в пригороде Парижа шестью годами позже.
Предоставленный самому себе, мой клиент переходил из одной приемной семьи в другую, убегал из дому, был членом разных банд, участвовал в ограблениях, тогда же взял в руки оружие, совершил первые убийства...
В любом случае —ни один суд на этой богомерзкой планете не признает, что у мерзавца вроде тебя были смягчающие обстоятельства!
Есть еще одна возможность свершить правосудие —пристрелить тебя на месте, без суда и следствия, не трагя денежки налогоплательщиков. Большинство наших сограждан одобрили бы такое решение —глаз за глаз, зуб за зуб, пуля за пулю. Вот достану сейчас пушку и продырявлю тебе сердце или влеплю маслину промеж глаз —и вся любовь. Спишем все на законную самооборону —и ни одна собака не тявкнет.
Они снова замолчали, изучая его с внимательностью мангуста, гипнотизирующего кобру. Их номер 'Устрашение задержанного' произвел на Матиаса прямо противоположный эффект. Раз они вот так раздувают шерсть и скалят зубы, следовательно, не слишком уверены в себе, значит, это они —легавые — оказались не на той стороне.
—А вот еще один вариант, —процедил сквозь зубы Блэз.
Сверля Матиаса взглядом, он закурил и выдержал долгую паузу, еще больше усилившую напряжение, висевшее в воздухе маленькой темной комнатенки. Матиас постарался дышать медленно, глубоко, но его нервы, наэлектризованные бессонной ночью, светом неоновых ламп и сигаретным дымом, вибрировали в горле, как струны расстроенного инструмента. Его рассудок был сейчас таким же серым и грязным, как стены, потолок и пол в этой тюрьме. Вонь от параши —тяжелая, удушающая —перебивала прогорклый запах остывшего кофе и засохших круассанов. Мысли Матиаса снова вернулись к Джоанне —бледнокожей Лолите, отдававшейся ему с отстраненно-капризной гримаской на лице. Он не помнил, чтобы откровенничал
