миновали времена невинности, простоты, /и 111 юго радостного беспорядка, разговоров обо всем и ни о чем, еды на ходу, на обочинах дорог, чувства сопричастности и безумного смеха.
Йенн пользовался редкими мгновениями свободы, чтобы прогуляться между постройками поместья. Архитектурный ансамбль XVIII века, недавно частично подцепленный, являл собой смешение барочной роскоши и типичного для Лозера аскетизма. Бывший хозяин подарил свои владения ассоциации 'Мудрость Десана' в благодарность зато, что Духовный Учитель вылечил его от рака легкого. Йенн подозревал, что пятидесятилетний богач просто воспользовался предлогом, чтобы избавиться от слишком дорого обходившейся ему собственности, а заодно лишить наследства двоих детей: их бурные отношения больше всего напоминали ненависть. Наследники, кстати, подали на отца в суд, который рано или поздно состоится, и адвокаты истцов не преминут подчеркнуть безответственность отца, отдавшего родовое достояние секте в благодарность за псевдоисцеление.
Впрочем, это была всего лишь одна —и не самая грозная —туча из тех, что собирались над 'Мудростью Десана'.
Небо над Лозером было затянуто облаками. Холод, обрушившийся на южный склон Центрального массива, снова уступил место влажному, почти тропическому теплу.
Ветер, пахнущий перегноем, плесенью и тлением, дул над холмами. Реки и пруды выходили из берегов, грязь ручьями стекала на поля.
Йенн всегда выбирал один и тот же маршрут, единственную сухую дорогу на десяти гектарах грязи. Он забирался на голую вершину соседнего холма, откуда в одну сторону открывался вид на черные неприступные скалы Обепина, а в другую —на каменные островки домов под черепичными и шиферными крышами, укрывшимися в море зелени.
Звонок мобильника вырвал Йенна из задумчивости.
Перед глазами мгновенно всплыло лицо Мириам, сердце забилось в безумной надежде, и он нервным движением выхватил телефон из внутреннего кармана куртки.
Разочарование судорогой перехватило горло, когда он услышал голос Жоффруа:
—Ты должен вернуться как можно быстрее!
—Что происходит?
—Элео... Это она... она...
—Что —Элео, давай объясни членораздельно.
—Лучше бы... о черт, пусть лучше она сама тебе все расскажет. Ты где?
—Недалеко. Буду через пятнадцать минут.
Йенн никогда не был слишком спортивным, но уже через десять минут, подгоняемый растущим беспокойством, оказался во внутреннем дворе. Территория походила на растревоженный муравейник —во все стороны разбегались перепуганные люди. Некоторые направившись к машинам, припаркованным как попало перед бывшими конюшнями.
—В чем дело?
Никто ему не ответил, на него не смотрели, лица были суровыми, словно над замком пронеслось дуновение зла. Йенн заскочил в главный корпус —дверь оставили распахнутой настежь, пробежал через пустой холл —за стойкой информации никого не было, две большие смежные гостиные, огромную столовую —никого! — и ринулся в кухню. Постоянные члены ассоциации 'Мудрость Десана' предпочитали есть в этой светлой, жарко натопленной комнате.
Элео рыдала, сидя на стуле, вокруг нее встревоженно переговаривались повара, обслуживающие ассоциацию, —мужчина и две женщины в серых холщовых фартуках. На разделочных столах валялись недочищенные овощи, кожура, распотрошенные пакетики со специями, на плите криво стояли кастрюли, кто-то опрокинул бутылку с маслом, а гора грязной посуды и плохо закрученные краны свидетельствовали, как внезапно была прервана готовка. Грязный серый свет вливался в помещение через два больших окна, выходивших на сад-огород и темный лесной массив.
Жоффруа подошел к Йенну, выражая взглядом преувеличенную обеспокоенность — отличительная черта кипучих дураков.
—Да что, в конце концов, происходит, черт бы вас всех побрал?! —выдохнул Йенн.
Жоффруа кивнул на Элео.
—Спроси у нее.
Остальные расступились, пропуская Йенна к девушке. Их хмурые лица были суровыми, пожалуй, даже враждебными.
Он присел перед Элео на корточки, положил руку ей на плечо. Прошло несколько секунд, прежде чем Элео осознала его присутствие рядом. Под коротеньким, на бретельках, платьем на девушке не было белья, одежда задралась, выставив на всеобщее обозрение жемчужное сокровище в обрамлении темной мягкой шерстки.
Элео была очень хорошенькой, но теперь утратила победительный вид завзятой соблазнительницы, который вот уже два месяца демонстрировала всем и каждому в коридорах замка. Краска растеклась по круглой мордашке, глаза растерянно моргали —сейчас она была всего лишь маленькой, раздавленной горем девочкой.
—Элео, что произошло? —мягко спросил Йенн.
Она несколько мгновений тупо смотрела на него, как будто не поняла вопроса, потом наконец ответила дрожащим голосом, срываясь на всхлипы и сопенье:
—Ваи-Каи... Он... он... набросился на меня... Он... он... меня... Меня...
—Что он тебя?
—Он... меня изнасиловал... изнасиловал...
Йенн рывком вскочил, оглушенный чудовищностью обвинения. Кровь прилила к голове, волна безумного гнева вкупе с усталостью застила глаза красным. Дрожа от ярости, он обвиняющим жестом ткнул пальцем в мерзавку.
—Не может быть! Ты врешь!
Она метнула в него непонимающий, почти ненавидящий взгляд и снова разразилась слезами.
—Почему ты так жесток с ней? —возмутилась Марина, одна из кухарок, худая женщина с длинными седыми волосам. Под ее внешней любезностью скрывались категоричность суждений, нетерпимость и властность.
—Разве не видишь, как ей плохо?
—Вы все знаете Ваи-Каи и понимаете, что он на подобное не способен!
—Почему? В конечном итоге он всего лишь человек, —возразил Арно, лысый мужчина лет тридцати, страстный адепт массажа —всех его видов, особенно тех, что заканчиваются эротическими игрищами. Он перемассировал множество женщин и развел не одну пару с тех пор, как примкнул к ассоциации.
Почти не владея собой, Йенн повернулся к Элео:
—Скажи им правду! Правду, ради всего святого! Никто ничего тебе не сделает за вранье!
Он разглядел в ее черных глазах искорки отчаяния и на несколько секунд поверил, что Элео сейчас признается, скажет, что обманула их, оправдает Духовного Учителя.
—Он набросился на меня, повалил на ковер, сорвал трусы...
Обвинения Элео —конкретные, произнесенные тусклым, лишенным всякого выражения голосом, —свистели в тишине кухни, как отравленные стрелы.
—...Потом он достал свою штуку, и вошел в меня... и сделал мне больно... Я вырывалась...
—А тебе не пришло в голову закричать, позвать на помощь? —перебил ее Йенн.
—Он заткнул мне рот тряпкой... Я его исцарапала, оттолкнула, я убежала и выплюнула кляп...
