Когда Матиас открыл глаза, преследуемый тревожным чувством, что за ним кто-то наблюдает, он встретился взглядом с человеком, которого сразу узнал, несмотря на затуманенное сознание. Хасида сидела на единственном стуле для посетителей и как ловчая птица смотрела прямо на него черными блестящими глазами.
Ее пышные волосы падали на воротник плаща и плечи девушки. Она показалась ему еще привлекательнее, чем в тот вечер на ферме, когда Хаким-угандиец прислал ее к нему в комнату в качестве подарка.
—Твоя идея оказалась просто гениальной, —произнесла она, криво улыбнувшись. —Только ты сообразил, что надо делать. Ты один выжил.
—Хочешь сказать, что...
—Из всей команды в живых остался только ты.
Остальных либо перестреляли легавые, либо они подорвали себя гранатами.
—Хаким...
—Он тоже погиб. Только о нем я и сожалею. Он единственный был человеком в этой банде чокнутых убийц.
—Кто тебя предупредил, что я здесь?
Хасида пожала плечами. Она была сейчас похожа на девчонку, вырядившуюся в одежду матери, чтобы казаться старше.
—Они проверили списокжертв, обнаружили, что твоего имени в нем нет, и послали меня на разведку. Хотят убедиться, что никто не связал твое имя с 'Джихадом'.
Хасида ни словом не обмолвилась об электронном чипе, внедренном Матиасу под кожу, — следовательно, ничего о нем не знала.
—А если бы связали?
—Тогда я должна была бы немедленно предупредить моих шефов и тебя ликвидировали бы.
—И ты доложишь?
Она наклонилась, глядя на круглые носки своих кроссовок.
—Никто ничего не заподозрил, —прошептала она, не поднимая головы. — Ты здесь как Матиас Сирименко, одна из несчастных жертв. Можешь и дальше спокойно играть в шпионов.
—Люди из 'Джихада' знают, что ты здесь?
—Им неизвестно даже то, что ты выжил.
—Полагаю, тебе поручили передать мне дальнейшие инструкции.
Хасида выпрямилась, сверкнув на него взглядом.
—Меня прислали с заданием, но...
Она помолчала несколько секунд, потом мягко коснулась пальцами его левой руки.
—...лично я чертовски рада, что ты выкарабкался, —добавила она неожиданно севшим голосом.
—Но ты же не захотела остаться со мной той ночью.
Хасида встала, подошла совсем близко к его кровати.
Она не надушилась, но Матиас с вожделение вдыхал аромат ее влажной кожи и пота. Девушка пахла перченым мускусом.
—Беда в том, что ты мне нравишься, Матиас. Очень нравишься. Даже слишком нравишься.
—Не вижу, в чем проблема.
Хасида наклонилась и коснулась губами его лба и переносицы.
—Легавые превратили меня в шлюху. А для шлюхи нет ничего опасней, чем...
Окончание фразы утонуло во рту Матиаса. Они поцеловались, и страсть разгорелась в обоих, как сухая солома. Забыв о ране, Матиас обнял Хасиду, но боль напомнила о себе с такой жестокостью, что у него перехватило дыхание, он смертельно побледнел и без сил упал на подушки.
—Не шевелись, —нежно шепнула Хасида.
Ее ладонь нырнула под простыню и долгим медленным движением заскользила по коже, пока пальцы не перестали дрожать. Тогда она начала ласкать его с вкрадчивостью паучихи, одновременно осыпая лицо и шею поцелуями.
Глава 21
Телефонистка на коммутаторе —женщина неопределенного возраста, ждущая новой любви и жаждущая найти другую работу, —улыбнулась Марку самой усталой из понедельничных улыбок.
—Как-сегодня-дела-мсье-Марк?
Был момент, когда 'мсье Марк' полагал, будто Альенор —да-да, ее звали Альенор! —завлекает его (проклятое мужское тщеславие!), но потом он заметил, что она строит глазки, надувает губки и виляет бедрами при виде любого мужика, проходящего мимо нее к лифтам.
Альенор была зрелой женщиной на пороге безжалостной старости, живущей надеждой на 'последний шанс'.
Она вечно читала какой-нибудь глянцевый журнал из тех, что убеждают каждую женщину в том, что она —Самая Великая Соблазнительница Всех Времен и Народов, рассказывают, как остаться молодой, как спасти свой брак, как сделать гармоничными сексуальные отношения и —главное —что сделать для достижения полного совершенства...
Те же самые журналы регулярно, не боясь греха, печатали кучу материалов в стиле 'тревожного предупреждения' ('Будьте бдительны —
—Неплохо. А вы как, Альенор?
Марк испытал жгучее желание вырвать у нее журнал.
Шарлотта часто говорила, что он и его ровесники не любят женские журналы исключительно из-за мужского шовинизма: 'Что поделаешь, бедный мой старичок, впитанное с молоком матери воспитание неистребимо!'
Марк ничего не слышал о Шарлотте с того самого злополучного ужина с Конрадом-дизайнером-по- интерьерам и вынужден был признать: ему не хватает этой женщины со всеми ее недостатками и хилой чувственностью —и не хватает больше, чем он мог ожидать. Марк даже чувствовал ядовитую ревность к Конраду —этоттип ухитрился сохранить все свои волосы и уж точно был счастливым обладателем всех тех достоинств, которые молодые женщины ценят в зрелом любовнике. Конрад был опытен, умен, предупредителен, внимателен и очень удобен. Последние остатки гордости помогли Марку устоять перед искушением раскрыть глаза милой-милой-милой Мод — обманутой супруге. Теперь ему придется заново привыкать к одиночеству —вечному спутнику долгих скучных дней и ночей —и к нежданной свободе —в первые дни она обернулась растерянностью и тупым ничегонеделанием. Жизнь словно утратила вкус, цвет и запахи, превратившись в уцененное холостяцкое существование: холодные ужины на скорую руку, вечеринки, больше похожие на оргии, завтраки под монотонную бубнежку радиообозревателей. Нуда, теперь он мог макать рогалик в кофе, не рискуя нарваться на язвительное замечание, имел полное право ругаться, рыгать, пукать, ковырять в носу или в заднице, зная, что никто не станет 'убивать' его взглядом, но ощущал лишь скуку, обращавшую все желания в прах. Умирало не только сексуальное желание — угасали жизненная сила, вкус к жизни, любопытство и азарт. Мастурбируя —нельзя же позволить механизму заржаветь! —Маркдобивался вялой эрекции, выдавливал из себя несколько капель странно жидкой спермы и почему-то испытывал отвращение к самому себе. Ему не хватало суетливости и бойкости 'бывшей № 2',
