наростом, через которые газ входит в тело и выходит из него. Иногда газ проходит через более широкое отверстие, изредка открывающееся, чтобы издать ужасающие звуки. Значит, надо закрыть эти отверстия, и паразит без поступления драгоценного воздуха не сможет защищаться, его метаболизм прекратится и тело его начнет охлаждаться. Огненные гусеницы, охладившиеся до нуля, быстро превращаются в холодный пепел. Она сожрет его с ненасытностью, характерной для ее вида. Все ли она предусмотрела? Лучшее средство узнать – сделать попытку. Она слишком долго ждала, острые кромки ее рта требуют пищи, дергаются. Она выходит из фазы камуфляжа. Ее кольца бросают огненные отблески на коричневую плоть, на светлую кожу спящего паразита. Она выскальзывает из укрытия. Медленно, словно потеряв вес, она ставит первые лапки на шелковистую кожу, вползает на тело. Гусеница имеет почти такую же длину, как и паразит. Она направляется к круглой вершине с шапкой волос, где заметила дышащие отверстия. Все хорошо: жертва ничего не ощутила, не шелохнулась.
Добравшись до круглой вершины, она сворачивается и, словно присоска, приклеивается к выступам.
Проход газу перекрыт.
Жек просыпается рывком, ощущая, что задыхается.
– Я – твоя служительница, твой корабль, – произносит космина. – Если хочешь насладиться пребыванием во мне, защищай свою жизнь…
Глава 20
Друг, сейчас я открою тебе, как защитить твой хрупкий цветок, как укрыть твое самое ценное сокровище от тех, кто стремится завладеть им, как предохранить свободу твоей души…
Друг, заметил ли ты, что все земные вещи состоят из вибраций, волн, света? Слышал ли ты тончайшую песню вселенной?
Это и есть тайна. Она настолько проста, что покажется тебе детской: открой свою душу, открой свое сердце и позволь звуку убаюкать тебя…
– Этой ночью… – сообщили викарии в масках после последней встречи в Склепе Оскопленных.
Этой ночью… Этими двумя словами они подписали смертный приговор муффию Барофилю Двадцать Четвертому.
Этой ночью… Кардинал Фрасист Богх, новый генеральный секретарь Церкви Крейца, не понимал, как они приведут в исполнение свой проект. Муффий окружал себя таким количеством предосторожностей, что покушение на августейшую персону казалось невозможным. Когда он принимал лиц, не принадлежавших к кругу постоянных обитателей епископского дворца, он был открыто и тайно окружен многочисленной стражей, состоявшей из бывших наемников-притивов, знакомых со всеми боевыми искусствами. Если приема не было, он удалялся в апартаменты башни муффиев, крепости с множеством тайных проходов, лабиринтов, ловушек, изолированных бронированных покоев.
Как викариям удастся совершить убийство Барофиля Двадцать Четвертого? Ел он только то, что ему готовил личный повар, джулианин, которого он спас от огненного креста и который был предан ему телом и душой, что не мешало муффию давать каждое блюдо на пробу прирученным обезьянам и долго наблюдать за их реакцией, прежде чем начать есть самому. Он прекратил все любовные связи с детьми, которых ему поставлял бывший генеральный секретарь, кардинал Фражиус Моланали. Фрасиста Богха покоробило, когда он узнал, что Непогрешимый Пастырь, глава Церкви Крейца занимался отвратительной педофилией, и эта информация, которую ему поспешили сообщить заинтересованные лица, укрепила его решимость. Викарии были правы: надо было срочно избавиться от развратного чудовища. Человек, царивший над сотнями миллиардов душ, должен был быть примером, существом образцовой добродетели и религиозности. Из-за отказа муффия от утех нельзя было наполнить природные отверстия невинных жертв его похоти ядом или микробомбами, которые разнесли бы понтифика в куски в момент, когда… Да сжалится над ним Крейц… И так, наверное, было лучше: убивать Непогрешимого Пастыря с помощью детей было аморальным и отвратительным делом.
Викарии не могли воспользоваться услугами наемных убийц, ибо их немедленно бы разоблачили с помощью инфраизлучений и морфопсихологов, которые наблюдали за посетителями и фильтровали их поток с помощью гигантских сферических экранов.
Оставалась, конечно, возможность стирания всей информации в мозгу или ментальной смерти. Сенешаль Гаркот, которого Фрасист Богх подозревал в том, что тот был главной фигурой в заговоре, вполне мог заменить мыслехранителя или инквизитора стирателем или ментальным убийцей. Такая практика подмены использовалась при императорском дворе.
Бывший губернатор Ут-Гена, который по обязанности должен был часто встречаться с сенешалем (отныне кардинал стал главным агентом связи между духовными и мирскими властями империи Ангов), пытался прозондировать своего таинственного собеседника. Он ощущал недомогание в присутствии Гаркота, но, если викариям удастся низложить Барофиля Двадцать Четвертого и возвести его, Богха, на трон понтифика, ему придется научиться преодолевать отвращение.
– Находятся ли мыслезащитники и инквизиторы муффия под вашей властью, ваше превосходительство? – как бы небрежно спросил он у сенешаля, когда они однажды остались наедине.
Непроницаемые глаза скаита остановились на генеральном секретаре и долго всматривались в него.
– Конечно, ваше преосвященство, – наконец ответил он металлическим, безликим голосом, который терзал барабанные перепонки собеседников-людей. – Почему такой вопрос?
– Видите ли… я не сиракузянин, как вам известно, а потому в качестве нового генерального секретаря стараюсь узнать об обычаях, принятых при дворе и в Церкви… Я думал, что ответственность скаитов, служащих муффию, не входит в ваши прерогативы, исходя из главенства духовной власти над властью мирской…
– Будучи слугами людей, скаиты прежде всего являются моими сопланетянами, которыми управляют иные законы, чем законы человеческих миров. Только скаит высших эшелонов власти вправе передавать приказы своим подчиненным. И речь не идет о том, что они могут поступать как им угодно под суетным предлогом духовного превосходства.
Фрасисту Богху показалось, что он слышит угрозу в словах сенешаля: ему дали ясно понять, что никакие дела империи Ангов, ни мирские, ни духовные, не были чужды Гаркоту. Подобное предупреждение также свидетельствовало, что Гаркот отныне считал его законным собеседником, и это скрытое признание польстило ему.