— С чем вас и поздравляю.
— По этой причине императорские ученые не смогли присутствовать сегодня на торжествах. И это усугубляет наше огорчение.
— С этим я вас не поздравляю.
— Не ищи здесь непослушания, но, наоборот, желание служить тебе верой и правдой. Соблаговоли принять наши величайшие извинения.
Многоголосый, неразборчивый шум заполнял зал. На галерее рассаживались музыканты. Один из них уронил свой инструмент.
— Тихо! — проворчал император.
Его унизанные перстнями пальцы рассеянно оторвали перья от только что поданного фазана. Изумленно смотрел ученый на изображения солнечных дисков и трезубцев на темно-голубом балдахине, на кисти его бахромы, величиной с кулак.
— Ну и, — снова заговорил император заплетающимся языком, — что ваши вычисления?
— Они закончены, господин, проверены от начала и до конца. Мы сравнили их со звездными таблицами, оставленными нам нашими предшественниками, добрая им память, точность этих таблиц, насколько я помню, никогда не была поставлена под сомнение…
— Короче!
— Благородный господин наш, та звезда, которая недавно родилась на небесном своде и о которой по моей настойчивой просьбе тебе уже докладывали (голова Эноха качнулась в подтверждение), эта новая звезда оказалась кометой первой величины. Нам удалось ценой огромных усилий определить ее траекторию.
— Это занятие похвальное… безобидное… достойное ученых, которыми ты руководишь… Куда летит эта прекрасная комета? Держу пари — на Луну?
— Не совсем, господин. По нашим прогнозам — а я молюсь, чтобы мы ошиблись, — комета пройдет между нашей планетой и ее спутником.
— Прекрасно! Но что вы хотите от меня?
— Ваша милость, я боюсь, что она вызовет значительные потрясения.
— И какие же, мой добрый друг?
— Гигантские приливы, наводнения и повышение вулканической активности.
— Как интересно!
— Наши архивы хранят упоминание о подобном случае. В результате этого катаклизма изменилась карта Атлантиды. Одни острова исчезли, появились другие. Но то была совсем маленькая комета…
— И она тебе об этом рассказала? Тебе мало твоих непонятных колдовских книг, теперь ты еще разговариваешь со звездами? И они тебе раскрывают свои намерения? Старый шут! И когда все это случится? Отвечай!
— Через месяц и пять дней, если что-нибудь не изменит ее траекторию. Иногда звезды становятся капризными, как человек.
— Они возвращаются назад, потому что забыли свой кошелек? Иди проспись, лунатик. Возвращайся к своим подзорным трубам. Отойди, ты мне мешаешь смотреть! Если сегодня день или, вернее, ночь не будет достаточно приятной, я тебя уволю и отправлю в шахты. Там ты будешь изучать подземные звезды, если такие есть!
Зал разразился хохотом. И вино полилось рекой в кубки и глотки. Когда подали новые блюда из дичи, пьяные гости устроили свалку, отнимая друг у друга лучшие куски. Почти никто не обратил внимания на танцовщиц, двигавшихся между столами. Зато появление обнаженных служанок вызвало гул одобрения. К ним бросились со всех концов зала. Похотливые руки хватали их, срывали с них украшавшие волосы гирлянды цветов, усаживали на свободные места.
Из-под тяжелых век император наблюдал за этой оргией. Он был счастлив. Любое проявление человеческого порока всегда переполняло его радостью. У него самого на коленях сидела обнаженная девица, рука его ласкала ее грудь. Не смолкал его громкий, демонический смех.
Солдаты охраны в шлемах с перьями и черных латах неподвижно стояли около колонн и были похожи на больших птиц с человеческими глазами, сидящих вокруг этого зала. Они охраняли также черную, обитую металлом дверь и возвышение, на котором стоял стол императора. Офицеры отличались от солдат изображенным на их одежде солнцем с человеческим лицом, стоящим на двух морских коньках, нарисованных на кирасах. Один из них подошел к принцессе и поклонился. Ресницы ее затрепетали. Это был Гальдар. Дора повернулась к отцу, целовавшему плечо наложницы.
— Отец!
— Оставь меня!
— Отец…
— Ну что тебе? Я слушаю.
— Доримас умер.
— Что ты сказала? Ты пьяна!
— Доримас умер.
Черные зрачки императора расширились. Щеки и лоб побледнели. Рот скривила гримаса боли. Нод зашатался, как от удара.
— Доримас умер!.. Значит, он не ломал комедию… Когда?
— Мне только что сообщили.
— Никому ни слова. Иди за мной.
Он оттолкнул наложницу, поднялся, вмиг протрезвев, и потребовал тишины:
— Дорогие гости и друзья… продолжайте веселиться без вашего императора… Срочные… государственные дела… Ничего серьезного, не беспокойтесь… (голос его окреп, зазвенел). Во всяком случае, никаких изменений на завтра! Будьте вовремя на своих кораблях!
Он удалился, покачиваясь и опираясь на плечо Доры. По дороге споткнулся о канделябр и выругался. Охранники следовали, как истуканы, на почтительном расстоянии. Впереди солдат шел Гальдар.
— Этот коридор, — бормотал Нод… — Бесконечный коридор!.. Сними этот жемчуг! Он дрожит… У меня устали глаза… Эй, вы! Потушите факелы на улицах! Это от воды… Водный путь…
Хмель то покидал его, то опять возвращался, как волны, прибоя. Дора устала. Этот грузный, тяжело дышавший и потеющий человек, навалившийся на ее плечо, вызывал у нее отвращение, Страх заползал в ее душу, а кроме того, она не выносила вида мертвых.
— Жребий брошен, — продолжал бормотать Нод. — Да! Моя дорогая, игра сделана! Сама судьба выбрала из вас двоих. Его смерть прояснила многое.
— Отец!
— Отныне ты единственная наследница.
— Пожалей меня!
— Когда говорят правду, это всегда больно.
Он остановился, покачиваясь и вцепившись в тунику Доры.
— Ты мне делаешь больно!
Из-под перьев на шлемах за ними наблюдали тридцать пар глаз.
— Посмотри на этих ворон! Цапли на службе!
— Поспешим.
— Но ведь это… Гальдар… Это он стоит впереди.
— Гальдар!
— Ты знаешь его имя лучше, чем я… А! Ну конечно, это бывший каторжник, галерник, назначенный капитаном… Где была моя голова?
— Отец!
— Он не останется здесь! Нет! Он поступит на разведывательную галеру… Эта роль ему подойдет… Говорят, он смельчак… Сердце мое, я тебя огорчил?
— Вы отдали его мне.
— Я передумал! Это тебя удивляет?
— Я доверяю только ему!
