и линия кораблей нарушилась. Те из них, что имели двойные паруса, вырывались вперед.
На нашем баркасе заканчивались последние приготовления: воины подгоняли по фигуре свои кожаные, прошитые медными бляшками панцири, пришнуровывали чеканные латы, купленные в старину у карфагенян. Возле двух баллист возилась прислуга: подтаскивали поближе ядра. Каждый еще раз проверил остроту меча или топора. Кормчий неотрывно смотрел на юг. Шиомарра обходила корабль, обращаясь к воинам с дружеским напутствием. Особенно ей хотелось поддержать непривычных к морю лесорубов и кузнецов — их было человек тридцать с нами. Когда раздались крики: «Показались! Вон они! По местам!» — она подошла ко мне и прижалась к моему плечу, не говоря ни слова. Над парусами с криками носились чайки. Мы плыли в гуще флотилии, точно в табуне из двухсот золотых коней. Тучи на сером небе нависали низко, и мы ничего не могли разглядеть на горизонте, но внезапно солнце вырвалось в просвет туч и осветило пространство перед нами. И тогда мы увидели ряд белых точек — это были паруса римских галер — и даже поднимающиеся и опускающиеся весла их. С левого борта стало видно, как на высоком берегу полуострова, где отсиживался Цезарь, выстроились его легионы, точно готовые вступить в бой. Ощетинившись пиками, легионеры наблюдали за сближением флотилий. Наш ряд кораблей был вчетверо длиннее, постепенно он перестроился в полукруг, сжимающийся вокруг скопления хрупких галер. Они выглядели обреченными, но продолжали нестись навстречу нам.
— Наконец-то мы встретились нос к носу! — раздался чей-то выкрик, и весь корабль разразился дружным хохотом.
Непостижимым образом этот хохот заразил всю нашу флотилию.
— Слишком уж их мало! — кричали воины. — На всех не хватит! Разве это война!..
Прямо на нас шла галера. Я положил руку на плечо Шиомарре, заставив ее пригнуться. Стрелы сыпались дождем. Команда убирала паруса.
— Держись!
Раздался жуткий треск. Наш корабль вздрогнул, слегка мотнув носом, и мы чуть не попадали. Баркас быстро вновь обрел устойчивость. Галеры как не бывало, она развалилась. Как и предвидел бренн, сосновые переборки не выдержали столкновения с нашими тяжелыми дубовыми брусьями. Их бронзовый таран только поцарапал нашу обшивку, не пробив ее. Нам не принесли вреда и их ядра, успевшие вылететь из баллист, крючья «скорпионов» не преодолели высоких бортов. Только лучники нанесли нам некоторый урон. Они стреляли с кормовой башни, но и та на целых шесть ступеней была ниже наших бортов, открытая камням и стрелам.
Когда утро было уже в разгаре, галеры от нападения перешли к бегству, призвав на помощь всю мощь своих гребцов. Римляне недосчитались двадцати галер и больше половины своего дополнительного галльского флота, Адмиральская галера протрубила отход. И бегство сопровождали насмешливые выкрики с наших баркасов. Не часто случалось, чтобы непобедимые римляне бежали под ударами бездарных варваров! Им пришлось искать защиты у легионеров Цезаря, уже спускающихся с холмов на берег для прикрытия. С наших кораблей отовсюду был слышен смех, люди обнимались, плясали, пускали в воздух стрелы.
Внезапно ветер стал утихать. Паруса утратили упругость, канаты обвисли. Наш кормчий сказал, что приближается затишье, и нужно быстрее возвращаться. Но бренн, ослепленный этой легкой победой, хотя и неполной, дал приказ снова построиться в линию, чтобы атаковать причалившие к берегу галеры.
— Он прав, — сказал один из солдат команды. — С отливом ветер вернется, ждать осталось недолго.
Но ветер не вернулся. Облака растаяли, вода успокоилась. Огромные корабли беспомощно застыли на месте, не способные выполнить ни одного маневра. Паруса провисли…
Нам оставалось растерянно смотреть, как свежее подкрепление Цезаря садится на галеры. Когда скрипнула мачта, несущая парус, мы в надежде подняли головы, но она не оправдалась. Только чайки перелетали с места на место.
Снова, как и на военном совете, оцепенение напало на детей моря и их предводителя. Торжество победителей сменилось упадком обреченных. Даже Шиомарра, казалось, утратила всю свою волю. Она схватила меня за руку и с детской верой посмотрела мне в глаза. Казалось, еще немного, и она разрыдается. Я сам был необычайно подавлен ледяным, сковывающим страхом. А к нам уже плыли уцелевшие в сражении галеры. Перед лицом опасности мы пришли в себя, но сделать уже ничего не могли. По нескольку галер окружали баркасы, вцеплялись в них крючьями, а потом перерезали снасти осадными косами. Защитники, охваченные паникой, гибли от копий или спрыгивали в море. Никто из нас не мог прийти им на помощь. Мы беспомощно смотрели на эту резню. Римляне напоминали ворон, стаей набрасывающихся на сокола. На корабли, где команда слишком отчаянно защищалась, забрасывали горящие ядра. Уже несколько баркасов дымились.
Мы находились в самом центре скопления наших кораблей и слышали, как на головном баркасе друиды возносили бесполезные молитвы к небу:
— Эзус, великий Эзус, отец кельтов, пошли нам ветер… Великий Эзус, сохрани нам жизнь… Не дай погибнуть твоему народу…
А ветер мог вернуться…
Каждый наш корабль превратился в плавучую гробницу. Когда люди поняли окончательно, что они обречены, безумная храбрость овладела ими. Воины сбрасывали доспехи, срывали с себя туники. Они ждали боя голыми по пояс, как умирали согласно легенде их предки. А вокруг раздавались крики дерущихся, треск ломающегося дерева, лязг железа.
Наш корабль дождался своей участи. За время ожидания течение отнесло нас в сторону от других кораблей.
Пять галер зацепили нас крючьями, багры, лестницы тянулись к нам со всех сторон, сопровождаемые воинственными воплями. Мое копье пронзило грудь центуриона, но было перебито топором, меч сломался о доспехи. Подбежавшая группа лесорубов оттеснила римлян, размахивая своими длинными топорами. Три раза мы очищали корабль от легионеров. В последнюю атаку мне удалось ранить топором руководившего ими трибуна. Легионеры бросили его и разбежались по своим галерам.
Обернувшись, я увидел Шиомарру, которую нес на руках Котус. Он положил ее на палубу, заваленную трупами и обломками оружия. Окровавленные пальцы моей жены были прижаты ко лбу. Зловещая рана тянулась со лба на щеку.
К ней устремился уцелевший друид. Коснувшись пальцами ее раны, он пробормотал:
— О, горе…
Римляне стали забрасывать нас горящими ядрами, мы не успевали сбрасывать их в море. Загорелся нос баркаса. Нас окружила растерянная команда.
— Ведра! — заорал я. — Несите ведра!
Нас было слишком мало, мы не могли сдержать растущее пламя. Уже занялись мачта и корма. Обезумевшие люди носились по горящим доскам, прыгали за борт, задевая друг друга оружием. Внезапно римские галеры стали расти у нас на глазах: это наш баркас уходил под воду.
Глава VI
Облака сделались свинцовыми, солнце медленно, садилось за острова. Океан холодно плескался вокруг остатков нашего флота. На обломках все еще держались те, кому посчастливилось уцелеть, но таких было немного. Последние мачты обламывались, съедаемые огнем, последние баркасы исчезали под волнами. На поверхности оставались плавать лишь дымящиеся брусья. Почти все воины флотилии погибли. Продрогшие до костей пловцы отчаянно цеплялись за шаткую опору, чтобы перевести дыхание. Я спасся только благодаря крепкому Котусу. Благодарил ли я судьбу за спасение? Не лучше ли мне было уйти вместе со всеми в пучину, раствориться в ней, сделавшись пищей водорослям или морским зверям? Иногда жизнь является достойнейшей наградой, иногда — самым суровым наказанием.
Котус не бросил раненую Шиомарру. Наш обгорелый корабль готов был уйти под воду, он привязал ее тело к оторванному куску борта. Когда же баркас исчез под водой, Котус заметил мою голову среди обломков
