значительное расстояние, несмотря на свое презрение к жалким тварям, смеющим посягать на его, волка, жизнь. Наконец, пригибаясь к самой земле, подталкиваемый овладевшими его сердцем любопытством и голодом, который давал о себе знать бурчанием в животе, он приблизился к двери, за которой были люди. Его поднятые уши хорошо улавливали разные звуки: прерывистый храп, бормотание во сне, жалобные стоны покусанной собаки, которую люди из милости поместили на ночь рядом с собой. Его зоркие глаза вглядывались в щели между бревен. Наклонив голову, он долго вдыхал вкусный запах костей, обрезков мяса и шкуры косули, разбросанных по снегу. Ему ли с его умом и опытом было не знать, что неспроста здесь валяются эти лакомства… Но голод победил разум и осторожность. Волк жадно схватил один кусок, и он захрустел под его клыками. Он был не в силах остановиться…
Раненая собака, лежавшая в ногах у хозяина, заворчала и издала жалобный лай. Веки господина де Катрелиса приоткрылись. Он оттолкнул собаку, сел и прислушался. И так же, как и волк, забыв о всякой осторожности, о боли в сердце, он бросился к двери, вытащил так тихо, насколько это было возможно, засов и прислушался вновь. Затем резко толкнул створку двери. И увидел убегающего волка с костью в зубах. Он бежал по направлению к луне, которая застряла между стволов деревьев огромным золотым шаром, как скатившая с неба к самой поверхности Земли застывшая, мертвая планета. Волк, однако, отнюдь не нервничал, не обернулся даже для того, чтобы посмотреть на господина де Катрелиса, который шел за ним с ножом в руке. Какое-то время два противника оставались неподвижными, глядя в упор в глаза друг другу, и тот и другой были стары, седы… Волк первым тронулся с места и с достоинством удалился. Господин де Катрелис машинально отметил, что зверь хромает на переднюю левую лапу.
«Наверное, занозил пятку, — подумал он, — но у него хватит сообразительности на то, чтобы самому себя прооперировать, и завтра он непременно вытащит занозу… Или это укус Батара, тогда, под мостом, в то время как волк схватил бедного Нуаро; в таком случае, это серьезно…»
Старик вернулся в лачугу и, успокоенный, прилег на солому. Его отсутствия и возвращения никто не заметил. Сан-Шагрен по-прежнему громко храпел. Его нос был подобен не иначе, как органам Плоэрмеля[19]!
Когда они встали, над горизонтом виднелся только краешек солнца, а луна находилась в самом зените. Господин де Катрелис на прощание крепко пожал черные ладони угольщиков:
— Жаль расставаться с вами, друзья мои.
— Наши сердца с вами, господин де Катрелис. На этот раз вы его возьмете! Мы верим в вас!
— Спасибо!
Не прошло и четверти часа, как волка вновь подняли. Преследуемый сворой с Батаром во главе, он, как смерч, пронесся перед угольщиками.
— Труби, Сан-Шагрен! Труби!
Угольщики наблюдали за разворачивающимися событиями.
— В его-то возрасте! — сказал один из них. — Он все же слишком стар для таких забав. Нет, вы только взгляните на его спину! Да он же…
Рожок Сан-Шагрена заглушил его голос, наполнив лес призывными вибрирующими звуками.
Преследование продолжалось. Волк больше не хромал. «Значит, это была все-таки заноза, — подумал господин де Катрелис, — но он смог ее вытащить. Силен! Тем не менее рана ослабит его ногу. Впрочем, не стоит на этот счет обольщаться, пока надо быть готовыми ко всему».
С этого момента игра кончилась, теперь зверь не маневрировал, а защищал свою жизнь. Любой ценой ему необходимо было оторваться от своры, и сделать это как можно скорее. Голова с белым воротничком уже не оборачивалась к собакам. Уши волка время от времени прижимались к затылку, но хвост оставался вытянутым горизонтально. Нет, старый волк еще вполне мог взять верх над собаками, людьми и лошадьми.
— Ну-ка, подбодри собак как следует, Сан-Шагрен! Труби почаще! А то они спят на ходу.
Ночью ветер изменил свое направление и дул теперь с востока. Шар солнца был скрыт в густых и темных облаках, но его расползающийся во все стороны желтоватый ореол время от времени проглядывал в местах их смыкания. Без всякого сомнения, в течение этого дня непременно должен был пойти снег, но несколько позже, когда эти бесформенные напластования на небе потеряют набранную ими высоту и опустятся на вершины пихт. К этому моменту волк будет уже мертв или спасется. Решающие события должны были разыграться в ближайшие несколько часов. Волк побежал к возвышенности в надежде растянуть стаю. Однако собаки, наученные смертью товарищей и смелые только вместе, следовали с двух сторон от лошади, выстроившись в ряды по четыре с Батаром впереди, шерсть на спине которого безобразно сбилась, а короткие ромбовидные уши явственно напоминали о дедушке волке! «Дьявол» повернул налево и побежал по лесной аллее. На перепутье Понтю он свернул направо к Фолль-Пансе и роднику Барантон. Потом направился по дороге, пересек еще пустынную деревню Треорантэк с большим замком, покрытым пластинами свинца, он был таким древним, что казался — и кажется до сих пор — предком всех остальных замков Бретани, а лес Бросельянда, его окружающий, выглядел прародителем всех других ее лесов.
Выйдя из леса, волк снова начал хромать; конец его хвоста совсем поник. Однако это не бросалось в глаза. Чтобы заметить такие детали, надо было обладать опытом и зоркостью господина де Катрелиса.
— Труби, Сан-Шагрен! Неважно что. Все сейчас годится.
Он заметил, как при первых же звуках рожка волк подпрыгнул и с удовлетворением, явственно выступившим на его морде, улыбнулся. Господин де Катрелис чувствовал себя тоже неплохо. «Подлое сердце», похоже, вняло доводам рассудка и исправно делало свое дело. Воздух свободно входил в старые бронхи маркиза. Усталость предыдущего дня, казалось, окончательно улетучилась. Печаль ушла так же, как и пришла, со встречным ветром…
Волк больше не покидал дорога. Теперь он направлялся к Этанг-о-Дюку и Плоэрмелю. Господин де Катрелис припоминал эти места.
— Сегодня должен быть базарный день в Плоэрмеле, — прокричал он доезжачему.
— И даже большая ярмарка, хозяин! Но из-за скверной погоды, быть может…
В последний раз волк замедлил бег, оглянувшись на горло Батара, который сразу же трусливо метнулся в сторону. Удар кнута, и Батар побежал быстрее. В том месте, где дорога, прижатая к краю леса прудом, превращалась в узкую ленточку, он сделал едва уловимый поворот. Лед на пруду был достаточно прочен для того, чтобы выдержать свору, но только не лошадей. Господин де Катрелис догадался о намерениях волка, пришпорил Жемчужину, и точным ударом кнута выгнал волка снова на дорогу. Все продолжилось без изменений за исключением того, что постепенно слабеющий темп погони вновь стал напоминать тот полупрогулочный бег наперегонки, с которого началось преследование.
Это был конец. Они приближались к Плоэрмелю, над белыми крышами которого возвышался ажурный шпиц колокольни. Несмотря на сомнения Сан-Шагрена насчет того, что ярмарка состоится, на подступах к городу и его улицах было полно народу. Волк не мог больше бежать. Его помятый хвост уже совершенно жалко, как-то по-нищенски свисал вниз. Шерсть на спине встала дыбом. Он предпринял последнюю попытку прорваться и, оскалив клыки, бросился по направлению к толпе.
— Ату! Ату! Труби Сан-Шагрен! Он там!
Какая поднялась суматоха! Одни рукоплескали Катрелису, другие испуганно удирали. Волк, решив, видно, что терять ему уже нечего, врезался прямо в середину стада волов, которое в ужасе всколыхнулось, как один организм, два или три лотка с грохотом опрокинулись, товар покатился по земле. Собаки и лошади неслись во весь опор за волком, а Сан-Шагрен трубил во всю силу своих легких, задрав подбородок до предельного градуса. Волк вновь появился на площади перед церковью, сделал по ней круг, собаки уже дышали ему в затылок. Он юркнул в переулок. Переулок заканчивался тупиком, упираясь в высокую, заросшую плющом стену. Он попытался ее преодолеть, но упал в воющую свору и, развернувшись спиной к стене, принял угрожающую позу. Собаки окружили его, но все же не решались напасть. Он смотрел на них сверкающим от ярой ненависти взглядом. Господин де Катрелис спустился с лошади. Взглянув в желтые глаза волка, он улыбнулся зловещей улыбкой.
— Труби «улюлю», доезжачий. Самое время!
