Поэтому он пришел на литературные посиделки. Там и состоялся разговор Сталина, Всеволода Иванова и Фадеева. Сталин спросил у Всеволода Иванова:
— Что у вас выходит в ближайшее время?
— Выходит новая книга.
— Хотите, я напишу к ней предисловие?
— Зачем? Если книга плохая, её не спасет никакое предисловие, а если хорошая, то она не нуждается в рекомендациях.
Сталин обратился к Александру Фадееву:
— А вы такого же мнения?
— Нет. Предисловие очень важная вещь. К моей книге предложил написать предисловие Троцкий, но мы с ним люди разных жизненных восприятий, и я отказался. А вот если бы вы, товарищ Сталин, написали, я был бы рад.
— Хорошо. Напишу.
Этот разговор имел решающее значение в жизни Фадеева и Иванова. Сталин не написал предисловия к фадеевской книге, но не забыл его согласия, как не забыл и отказа Иванова и хоть не преследовал его, но держал на расстоянии от высших литературных сфер и благ.
Эта история имела прямое продолжение. Во второй половине 30-х годов Сталин приглашал Иванова на приемы, сажал напротив себя и угощал: сам пил из рюмки вино, а гостю наливал в бокал водку.
Писатель послушно и молча пил, не стараясь ни расположить к себе, ни объясниться. Это было похоже на экзамен на покорность. Возможно, именно смиренность Иванова в сочетании с прямотой спасли его.
'Смешная история'
Рассказывал Кирпотин. К конце 20-х — начале 30-х годов на одной из встреч писателей со Сталиным Всеволод Иванов читал свой малоизвестный и позднее не печатавшийся рассказ 'Дите'.
Содержание рассказа таково. Красный партизанский отряд идет по пустынным степям. Партизаны видят проносящуюся вдали упряжку, в которой сидят два белогвардейца. Начинается стрельба.
Приблизившись к упряжке, партизаны увидели, что убит белый офицер и одетая в офицерскую форму женщина, а на дне повозки лежит младенец. Партизаны долго думают, что делать с ребенком, и наконец решают, что, поскольку он ни в чем не повинен, его надо растить при отряде. С этой целью из соседнего кишлака привозят кормящую мать-киргизку. Она плачет и отказывается кормить чужое дитя. Разъезд возвращается в кишлак и привозит оттуда грудного сына киргизки. Она кормит обоих. Однако молока у нее не очень много, и партизаны начинают замечать, что своего ребенка мать прикармливает больше, чем приемного. Боясь, что это будет стоить жизни сыну отряда, партизаны убивают родного сына женщины.
Сталин слушал рассказ очень внимательно, а в конце весело расхохотался, восприняв эту историю как комедию.
О 'Беге'
Сталин сказал: «Бег» Булгакова в том виде, в котором он есть, представляет антисоветское явление'.
Ложная легенда, прикрывающая политическое убийство
В середине 40-х годов я слышал историю смерти Котовского.
В 1925 году Котовскому приглянулась молодая красивая жена одного из подчиненных ему командиров. Однажды вечером Котовский отослал этого командира с каким-то пакетом в штаб округа, а сам пришёл к его жене. Неожиданно муж вернулся и, застав Котовского в неблаговидной ситуации, застрелил его.
Сегодня выясняется, что эта ложная легенда распространялась преднамеренно. Биограф полководца Виктор Козаков и сын — Г. Г. Котовский (см. «Знамя» 1989, № 5) рассказывают, что Котовского без видимых причин убил некто Зайдер. Убийца отделался легким наказанием, а затем был устранен. Это свидетельствует, что он действовал по воле какой-то очень высокой и полновластной силы.
Следует особо отметить, что Котовский был приглашен новым наркомвоенмором Фрунзе быть его заместителем. Почти одновременно Сталин устранил трех героев гражданской войны — Фрунзе, Котовского, Склянского, стремясь абсолютно подчинить себе армию.
Погашенные жизни
'Повесть непогашенной луны' Бориса Пильняка правдиво отражает обстоятельства гибели красного полководца, согласившегося на предписанную ему, но на деле ненужную операцию. И автор, и редактор журнала 'Красная Новь' Александр Константинович Воронский, которому была посвящена повесть поплатились жизнью за эту публикацию. Сталин боялся наркома по военным и морским делам Михаила Васильевича Фрунзе. Последний принимал участие в беседе крупных военачальников и политиков, состоявшейся в 1925 году в пещере около Кисловодска. Там высказывались мнения о необходимости смещения Сталина. Выдал всех присутствовавший при разговоре Ворошилов. Позже, году в 1927, Сталин высмеивал участников этой беседы, называя их 'пещерными людьми'.
Источники повести
О роли Сталина в устранении Фрунзе с помощью хирургической операции Пильняку рассказал Воронский. Сталин же обвинил в этом чекиста Якова Сауловича Агранова. В 1937 году его арестовали и заставили признаться в этом «преступлении», которое по понятным причинам подтвердил и арестованный Пильняк.
Тихий уход из жизни
Склянский был в гражданскую войну заместителем наркома по военно-морским делам и заместителем председателя Реввоенсовета республики Троцкого. После войны он был переведён на работу в Главшерсть и в 1925 году послан в США. Там он при странных обстоятельствах утонул в озере близ отеля вместе с другим крупным хозяйственником.
В начале 60-х годов на могиле Склянского поставили памятник.
Полковник Какурин
Полковник царской армии Какурин в начале 20-х годов вступил в ряды Красной Армии и вскоре стал помощником командующего Западным фронтом. В конце 20-х годов он выпустил книгу 'Как сражалась революция' и начал работу над теоретическим трудом по военным вопросам. Сталину донесли, что Какурин анализирует военные операции гражданской войны и раскрывает ряд военных ошибок Сталина. По распоряжению Сталина Какурин был арестован.
Быстрый успех
На одного из учеников Бехтерева падает подозрение в отравлении своего учителя. Настораживающая деталь его карьеры: вскоре после смерти Бехтерева (1927 г.) этот ученик был принят в партию без кандидатского стажа.
Путь к решению проблем
В середине 20-х годов, просматривая газету, Сталин прочел сообщение об отравлении одного из лидеров оппозиции в Персии. 'Вот видишь, — сказал Сталин Ворошилову, — как они решают вопрос об оппозиции'.
Политика и нравы
После XX съезда на партсобрании в Госплане Георгий Петровский рассказал о заседании в ЦК летом 1925 года, на котором председательствовал Калинин, а в президиуме сидели Сталин, Дзержинский, Каменев, Зиновьев и Орджоникидзе. Неожиданно Дзержинский взял слово и в повышенном тоне стал обвинять
