гору. В 1938 году стал первым секретарем ЦК КП Белоруссии, а в 1948 — секретарем ЦК ВКП (б).
Книга — двигатель карьеры
Некто Бедия опубликовал небольшую работу о начале социалистического движения в Закавказье. Эта книжечка содержала выгодную для 'отца народов' концепцию: Сталин в Закавказье занимался тем же делом, что и Ленин в России, шел тем же путем, действовал теми же методами. Получалось, что Сталин не только верный соратник Ленина, но и равная ему фигура.
Убив автора книги, Берия присвоил ее себе, вписав в неё маленькую главку. Он распространил версию, что в бытность секретарем ЦК Закавказья считал неудобным публиковаться под своей фамилией. С таким объяснением книга была послана Сталину и понравилась ему, что потом сыграло роль при переводе Берия в Москву. Когда Берия хотел выглядеть привлекательным (особенно перед женщиной), он показывал книгу и, скромно потупясь, говорил: 'Это я написал'.
Новая смена палачей
В 1937 году Ежов достиг большой власти и в порыве шпиономании стал замахиваться на многих видных людей. В частности на Берия.
Маленков послал в Тбилиси гонца предупредить Берия о возможном аресте и вызвал его в Москву. Когда Берия приехал, Маленков устроил ему встречу со Сталиным. Вождь разговаривал с гостем ни много ни мало 20 часов подряд. После этого Сталин потребовал Ежова и сказал: 'Тебе нужно отдохнуть, ты устал'.
К власти в НКВД пришел Берия, а Ежова на непродолжительное время назначили наркомом водного транспорта, после чего уничтожили.
Монстр
После устранения Ежова Берия выпустил кое-кого из заключенных, и пошла молва, что наконец ошибки исправляют. Все считали: со мной, с моим отцом произошла ошибка, а вообще все аресты правильны. Мало кто представлял себе масштабы репрессий.
Очень многие верили, что Сталин не знает о несправедливостях.
Однако лучше, чем в анекдоте, о палачестве Сталина и Берия не скажешь: 'Человек увидел Берия в аду: стоял он по колено в крови.
Человек спросил у Берия, почему он, Берия, стоит в крови только по колено? И ответил Берия: потому что я стою на плечах товарища Сталина'.
Чудесное спасение
Рассказывал мне бригадир Василий Васильевич Темин, работавший в 1946 году на восстановлении завода 'Запорожсталь'.
Костя работал на стройке прорабом. Умел рисовать. Однажды ему поручили оформить стенгазету. Он написал заголовки, приклеил картинки и статьи и вывесил газету. Вызывает его парторг, строго и осуждающе говорит: «Перерисуй» — и пальцем в газету тычет. А там статья: 'Смерть врагам народа'. Заголовок подчеркнут чертой- молнией, острие которой, — если обратить внимание, — указывает на статью о наркоме Ежове и на его портрет. Костя ужаснулся, но сообразил: если он что-либо исправит, значит признает свою вину.
Проходят сутки. Секретарь встречает Костю и спрашивает: 'Ну как, исправил?' Костя делает вид, что не понимает, о чем речь. Тогда секретарь говорит: 'Ты дурака не валяй. Исправляй!' По стройке уже слухи покатились. Тот, кто раньше с Костей в домино играл, теперь играть опасается, другой вдруг про Англию и Германию расспрашивает. Костя вторую ночь не спит, ареста ждет. И понимает, что его рисунок можно расценить как политическую ошибку, однако не сдается и стенгазету не переделывает: переделаешь — значит был виноват. И все-таки чудо спасло…
Я перебиваю рассказчика и говорю: 'Ежова сняли и объявили врагом народа'.
— Нет, до этого еще год оставался и не одна голова с плеч слетела. Произошло вот что. В безвыходной ситуации Костю осенило.
Встречает его на следующий день секретарь и уже при народе спрашивает: 'Ты переделал?' 'Нет, — говорит Костя. — Я сходил в НКВД, рассказал, что вы ко мне придираетесь, и там сказали: 'А пошли ты этого дурака…' И адрес дали на тот случай, если сами не догадаетесь. Так что выполняйте указание'. Тем дело и кончилось. Секретарь отстал. А Костя дней через десять на всякий случай уволился и уехал.
На другой стройке он к стенгазете и близко не подходил.
Дворянин
Рабинович был правительственным фотографом — снимал членов Политбюро, членов ЦК, партийные съезды, международные конгрессы. Летним утром 1937 года он устанавливал свой треножник на одной из дорожек Кремля. К фотографу подошел Сталин:
— Что же это вы, гражданин Рабинович, скрыли, что вы из дворян.
Рабинович от страха упал в обморок. Сталин был пристально внимателен к биографиям окружавших его людей и узнал, что предок Рабиновича выполнил какое-то важное поручение Петра I и царь удостоил его дворянством.
Рабинович продолжал работать в Кремле. Через некоторое время к нему вновь подошел Сталин и сказал:
— Товарищ Рабинович, а вы пугливы!
'Не вытекает'
Поскребышев насмотрелся на преуспеяние высшего партийно-чиновного круга и решил тоже кое-что приобрести.
Заикнулся Сталину, тот велел написать заявление. Сидит Сталин, смотрит на заявление, водит синим карандашом, пометки ставит, тихо ворчит:
— Так, дачу, значит, хочешь, машину хочешь… Дача ему, видите ли, понадобилась…
Поскребышев холодеет от ужаса. Неожиданно Сталин размашисто пишет: «Удовлетворить». Поскребышев радостно берет в руки бумагу и вдруг от избытка чувств чмокает Сталина, неловко попадая поцелуем за ухо вождя. Тот на мгновение теряется и удивленно говорит: 'Не вытекает'.
Обсуждение кандидатов
Во время первых выборов в Верховный Совет обсуждался вопрос, кого бы выдвинуть из писателей. Скатов предложил Алексея Толстого. Маленков пошутил: от графов. Сталин сказал:
'Лучше Шолохова'.
Интервью
Перед открытием метрополитена главный редактор 'Вечерней Москвы' сообщил, что следующий номер будет посвящен откликам трудящихся на это славное событие. Сотрудники разошлись собирать отклики. В кабинете редактора задержался репортер Трофим Юдин: ему в голову пришла сногсшибательная и дерзкая мысль взять интервью у Сталина, совершившего накануне ознакомительную поездку в метро. Он подошел к вертушке и сделал вызов. Ответил сам Сталин.
— Здравствуйте, товарищ Сталин, это говорит работник 'Вечерней Москвы'.
— Кто-кто?
— Трофим Юдин, товарищ Сталин, из газеты 'Вечерняя Москва'.
— Что вам надо, товарищ Юдин?
— Я хотел бы взять у вас интервью, как вам понравилось метро.
— Записывайте: метро понравилось. Московское метро лучшее в мире. Сталин.
— Спасибо, товарищ Сталин.
— До свиданья, товарищ Юдин.
Когда об этом интервью узнал главный редактор, он растерялся: печатать страшно — вдруг Юдин
