Поезд следует в ад

волнения, — выпить за нового человека. Совсем скоро он будет с нами. Месяцев через восемь, наверное… Давайте — за него!

Она залпом опрокинула бокал, опустилась на стул и вдруг заплакала.

— Ой! — Анна прикрыла рот ладошкой. — Так ты беременна? А кто отец? Неужели… — Ее глаза за стеклами очков стали совсем круглые от изумления. — Это случилось там, да? В поезде?

Ольга кивнула. Сергей Николаевич встал, подошел к ней, положил руку на плечо.

— Не надо плакать, Оленька. Вам теперь вредно волноваться. И потом, что плакать-то? Радоваться надо! У нас будет маленький… Это же чудо!

В тот вечер они засиделись за полночь. Вино быстро кончилось, но это было совершенно не важно. Пили крепкий чай, ели испеченные Аней коржики, говорили какие-то слова, приличествующие случаю, поздравляли будущую маму и гадали, кто родится — мальчик или девочка… Уже и фонари погасли на улице, но все почему-то не было сил расстаться, хотелось еще немного побыть вместе, ощутить теплое и нежное чувство причастности друг к другу.

Словно будущий ребенок каким-то образом сплотил их всех еще больше, сделав единой семьей.

Уже зимой, перед самым Новым годом, Олег никак не мог уснуть ночью. Снег сыпался и сыпался с неба, покрывая землю плотным белым одеялом, словно баюкая до весны, а он все крутился в постели с боку на бок. Докучливые мысли лезли и лезли в голову, не давая расслабиться и соскользнуть в блаженное забытье, такое сладкое для человека, который трудится целый день и обычно засыпает, едва коснувшись головой подушки.

Олег думал о том, что Сергей Николаевич стал совсем старенький, подниматься по лестнице ему трудно и он почти перестал выходить на улицу. Только сидит за столом и пишет, словно одержимый. Даже поесть забывает, если Ольга не напомнит. Что Анна, слава богу, уже совсем восстановила руку после перелома и теперь рвется продолжать свои уроки музыки, мечтает о настоящем концертном рояле, но где ж его поставить в хрущевке? Он там даже в лестничный пролет не войдет… Но главное — Ольга уже на четвертом месяце, скоро будет заметно, а где она будет теперь растить своего ребеночка? Неужели в той же Анниной тесной квартирке, где потолок словно падает на голову, а в коридоре не разойдутся две худенькие, стройные женщины? Или у себя, в Бирюлеве, убогом спальном районе, который вот-вот окончательно превратится в подобие нью-йоркского гетто?

Вот если бы они все были рядом — всегда, а не от случая к случаю… Приходить по вечерам не в пустую квартиру, а в дом, где тебя ждут и любят, — это же настоящее счастье!

Стоп. А почему бы и нет, в конце концов? Разве эти люди не стали для него настоящей семьей? Пусть немного странной, не совсем привычной для постороннего взгляда, но настоящей! И в том, чтобы собрать их под одной крышей, нет ничего невозможного! По крайней мере, тогда не придется волноваться о том, что у Сергея Николаевича случится сердечный приступ, а он будет один, в пустой квартире, что Анна может поскользнуться на гололеде у подъезда и снова сломать свою многострадальную правенькую… И Оля, Оля будет всегда рядом!

Олег счастливо улыбнулся этой мысли, свернулся клубочком под одеялом, как в детстве, и скоро уснул.

Следующие несколько месяцев стали для него суматошным и беспокойным временем. Он вел какие-то бесконечные переговоры, общался с риелторами, мотался по стройплощадкам… Домой возвращался нередко за полночь, в одежде, перепачканной известкой и глиной, но сердце радостно замирало от предвкушения — скоро у них будет свой дом! Он посвятил в свой план Анну и Сергея Николаевича, и они тоже помогали в меру сил — Анна увлеченно выбирала обои, занавески и кучу всяких мелочей, необходимых в хозяйстве, а Сергей Николаевич отвечал на телефонные звонки, когда понадобилось искать бригаду отделочников, и дежурил в пустой квартире, когда крепкие молодцы привозили мебель, сантехнику и даже концертный рояль для Анны. Ольге решили пока ничего не говорить — пусть будет сюрприз! К тому же незачем беременной женщине дышать запахами краски и клея.

А время шло… Через положенный срок, в начале июня, на свет явился мальчик, названный Игорьком. Оля тоже видела тот сюжет в «Человеке и законе». Впервые взяв на руки сына, она заплакала — с младенческого личика смотрели темно-серые глаза его отца, и взгляд был такой же упрямый.

Стояло жаркое, пыльное московское лето. Олег почти каждый день дежурил под окнами роддома, а забирать Олю и малыша приехал на своем новом «БМВ» с огромным букетом цветов. Медсестры перешептывались — вот повезло бабе! Такого мужика отхватила. Ребеночка вот родила, теперь, наверное, в ЗАГС потащит.

Ольга только загадочно улыбалась. Разве расскажешь кому-нибудь, что узы, связывающие их теперь, совсем иного рода — и гораздо крепче?

По дороге она молчала и только смотрела, не отрывая глаз, на личико спящего малыша. Только когда миновали Триумфальную арку, она выглянула в окно и забеспокоилась:

— Олег, куда мы едем?

— Сейчас увидишь! — улыбнулся он.

Машина повернула на Минское шоссе, и скоро показался новенький, недавно отстроенный дом, похожий скорее на замок из детской сказки с островерхими башенками на крыше.

Когда Олег свернул к подъездной дорожке, Ольга запротестовала:

— Зачем нам сюда? Мне домой надо, скоро маленького кормить!

Он затормозил у подъезда, открыл перед ней дверцу. Ольга почему-то не возмущалась больше и покорно вышла из машины.

— Ну хорошо, пойдем… Только ненадолго, ладно?

— Это как захочешь!

Просторная семикомнатная квартира поразила ее воображение. Оля ходила, опасливо ступая, по гладкому паркетному полу, словно боялась поскользнуться, рассматривала мебель, трогала занавески… Рояль, книги в высоком застекленном шкафу — все казалось ей таким знакомым, близким и милым сердцу! Кажется, такой же фолиант дореволюционного издания она видела у Сергея Николаевича… Но особенно ей понравилась детская — такая светлая, уютная, с игрушками и кроваткой под струящимся пологом.

— Как красиво! — выдохнула она. — Вот бы посмотреть, кто здесь будет жить?

Олег не успел ответить — по квартире пронеслась мелодичная трель звонка.

— Сейчас увидишь! — улыбнулся он и пошел открывать. За дверью стояли Анна с Сергеем Николаевичем — раскрасневшиеся, немного смущенные, нагруженные тортом, цветами, какими-то пакетами.

— Мы не опоздали? — Анна вошла уверенно, по-хозяйски, словно бывала здесь уже много раз. — Такие пробки везде, такие пробки! Такси совсем не едет. Олечка, милая, поздравляю тебя! А что же ты маленького все на руках держишь? Положи в кроватку, пусть отдохнет.

— Так это… твой дом? — Ольга посмотрела на Олега с укоризной. — Твой, да? И ты ничего не сказал?

— Наш! — Олег приобнял ее за плечи. — Наш дом, Оля. Как я в детстве говорил — «всехний». Если ты захочешь, конечно.

Она обвела взглядом лица Олега, Анны, Сергея Николаевича… На миг сердце сжала тоска — ах, как жаль, что Игоря нет среди них! В ушах снова зазвучал его голос — совсем как тогда, в поезде:

«Не грусти, моя хорошая…»

Оля улыбнулась сквозь слезы, подступающие к глазам, — и кивнула.

Через месяц отец Георгий окрестил младенца в изрядно обветшавшей маленькой церкви. Поехали все вместе, даже Сергей Николаевич принарядился по такому случаю в допотопный габардиновый костюм и оставил своих еретиков на целый день. Олег стал крестным отцом, Анна — крестной матерью. Она все волновалась и тревожно спрашивала:

— А ничего, что я еврейка?

Отец Георгий внимательно оглядел их странную компанию и очень серьезно ответил:

— Сказал Господь наш Иисус Христос — несть ни еллина, ни иудея. Разве я, грешный, с ним спорить буду?

По дороге домой Ольга почему-то загрустила. Шоссе шло параллельно железнодорожному полотну, а