Она колебалась. Если он сейчас попытается схватить ее и промахнется, второго шанса уже не будет. Она слишком быстра в темноте. Надо подманить ее поближе.
– Я иду за водой.
К карете Грея вел запах свежей краски, но когда он распахнул дверцу, клин света протянулся через заросший сорняками двор.
Дойл усадил Эйдриана в карету.
– Где твоя рана, парень? Плечо? Нет, Похоже, грудь. Всего одна пуля?
– Хватит и одной… не думаешь? – хрипло ответил Эйдриан. – Жилет совершенно испорчен.
Карета закачалась, когда Дойл заботливо укрывал юношу одеялом.
– Уж не знаю, как теперь посмотрю в глаза твоему портному. Вот, глотни еще воды, пока в сознании.
– Оставь рядом, чтобы я мог дотянуться. Поехали отсюда.
– А кто погиб, оставив тебя за старшего, парень? Ты мне это расскажешь когда-нибудь. – Дойл вылез из кареты. – Он справится. Как погоня?
– Целое осиное гнездо, – сказал Грей. – Я расплачусь с проводницей, и можем ехать. Где вода?
Он посветил лампой вокруг. Да. Теперь ей не уйти от него. Пока что она вне досягаемости света, тень среди теней, благоразумная и осторожная. Но уже слишком поздно быть осторожной.
Дойл поймал его взгляд.
– Конечно. Я мигом, сэр. – Он с медлительной грацией бурого медведя полез на верх кареты. – Я прихватил еду. Тут большая корзина. Хлеб, сыр, колбаса. Немного вина.
Анник должна слышать это из темноты. Она голодна. Леблан позаботился и об этом.
– Кусок хлеба. Но сначала воду. Дай мне что-нибудь полегче. Бутылку воды.
Дойл передал вниз бутылку и половину длинного батона, еще хранившего запах пекарни. Все это приманка для нее. Осталось только захлопнуть ловушку.
– Мадемуазель?
Грей осторожно двинулся в ее сторону и, подойдя, увидел, что она закрыла глаза от света лампы, чтобы уберечь свое удивительное ночное зрение. Она тяжело опиралась на ручку старой метлы. Одежда в грязи и паутине, лицо бледное от усталости. Как далеко она рассчитывала уйти, пешком, одна, изможденная? В сущности, он делает ей одолжение, забирая с собой. Как бы он ни поступил с ней, это не могло быть хуже того, что задумал Леблан.
Он аккуратно поставил лампу на гравий и пошел к ней. Между пальцами свободно висит бутылка, хлеб небрежно сунут под мышку. Простые уловки действуют лучше всего. Это как поймать молодую кобылу в поле. Идешь медленно, спокойно, ведешь себя так, будто думаешь о чем-то другом.
– He хотите сыру? Его могут передать мне, – предложил Грей, хотя знал, что Дойла на верху кареты уже не было.
Он и не глядя мог определить, где тот обходит девушку, чтобы отрезать ей путь к бегству. Они десять лет работали вместе. Дойл будет в десяти футах позади цели, справа от тропы.
– Хлеб и вода не оплатят мой долг вам.
– Я не собираю долгов с английских шпионов. – Анник неуверенно шевельнулась. – Долги привязывают к людям.
– Вода – не долг. Просто немного холодной воды.
Пусть она думает о жажде, не о его приближении. Он был почти рядом. Интуиция приказывала ей бежать, но жажда побуждала к риску. Сколько времени Леблан не давал ей пить?
Последний шаг, и он крепко сжал ее руку. Она пыталась освободиться.
– Я не люблю, когда до меня дотрагиваются, месье!
– Это лучший способ. У вас нет шанса против Леблана. А со мной вы по крайней мере…
Ужасная боль в локте. Мгновенно описав круг, ручка метлы, казалось, раздробила ему коленную чашечку. Он упал.
Навзничь. Девушка выскользнула, словно рыба из плохо закинутой сети.
– Черт! Проклятие!
Ослепнув от боли, Грей поднялся и захромал вслед за и ней. Идиот. Тупица. Он же видел, что она сделала с Анри. Он же знал, кто она такая. Это почти конец. Она невероятно быстра в темноте. Он слышал щелчки по деревьям ее палки, находящей тропу. Она удалялась от него.
Но Дойл был хитрее. Он встал там, где мог видеть силуэт девушки на фоне горевшей лампы, оставаясь невидимым в темном кустарнике. Она угодила прямо ему в руки, и он схватил ее.
Почти схватил.
Подошедший Грей увидел друга, который держался за живот, отводя душу на красочном бретонском диалекте. Она была уже свободна и поднималась на ноги. Она действительно чертовски проворна, если смогла ударить Дойла.
Право, будет настоящим удовольствием захватить мадемуазель Анник.
Увернувшись от нового удара, он вырвал у нее проклятую метлу. Теперь она безоружна. И все-таки не
