— Его сиятельство так раздражен, так взволнован, что вчера вечером я положительно боялся за его жизнь!
— Но что же случилось?
— Его сиятельство намерен передать виновников обмана в руки правосудия!
При этих словах лицо герцогини покрылось синевато-багровыми пятнами.
— Обман! — пролепетала она. — Правосудие! Что все это значит?
— Его сиятельству известно, что сеньор Клементо не его сын, а сын…
Рикардо замялся на последнем слове, у него не хватило духу добавить: «Сын ваш и бывшего воспитателя вашего законного сына».
— Как! Кто это донес герцогу? — закричала Сара Кондоро в бешенстве, и на лице ее опять появилось хищное выражение.
— Оттон Ромеро сам во всем признался герцогу!
— Этот негодяй, этот мошенник, которому я отдала половину полученных мною денег? Этот проклятый прегонеро, ненасытную жадность которого я ничем не могла удовлетворить, чья тяга к крови чуть не погубила меня… Так этот каторжник…
— Сеньор Оттон Ромеро был у сиятельнейшего герцога и рассказал ему все. Это, разумеется, довело его сиятельство до крайнего раздражения, и он решил обратиться в суд, чтобы подвергнуть законному наказанию сеньору герцогиню! Кроме того, сиятельный герцог обещал Оттону Ромеро, что ему будут уплачены сеньорой герцогиней десять тысяч дуро!
— Чтобы я еще отдала десять тысяч дуро этому мошеннику, этому негодяю в награду за его предательство? Нет, никогда!
— Его сиятельство обещали это, а свои обещания сиятельнейший герцог исполняет всегда! И сеньора герцогиня будет вынуждена уплатить эти деньги!
— Этому проклятому предателю? Этому негодному прегонеро? Чтобы я позволила ему себя одурачить! — кричала старуха с пеной у рта. — Десять тысяч дуро! Легко сказать, да откуда же я их возьму сейчас? Я должна всего лишиться, чтобы достать их, остаться без копейки — и ради чего же? Чтобы отдать ему, этому отчаянному каторжнику?
— Сеньора герцогиня будет вынуждена возвратить всю сумму, полученную ею от сиятельнейшего герцога, из которой и будут уплачены Оттону Ромеро десять тысяч дуро, но, кроме того, ей придется еще предстать перед законом, так как сиятельнейший герцог твердо решил подать на нее в суд. Сеньора Клементо он оставляет у себя!
— Этого я не позволю! Он мой сын, и я хочу, чтобы он был при мне, — воскликнула Сара Кондоро, ударив кулаком по столу. Этим заявлением она надеялась что-цибудь выиграть. — Мой сын Клементо не останется у герцога, если последний начнет против меня дело, я не хочу этого!
— Его сиятельство оставляет у себя сеньора Клементо из сострадания, на что его отец изъявил свое согласие, а сеньора герцогиня по закону не имеет права препятствовать этому, — отвечал Рикардо очень вежливо и хладнокровно, как всегда. — Он не дукечито, и всеми удобствами жизни, негой и спокойствием, которые у него есть, он обязан благотворительности, и лишить сеньора Клементо всего этого, повторяю, герцогиня не может!
Мысль, что ей предстоит не только возвратить полученные деньги, но еще и попасть под суд, привела герцогиню в бешенство. Она не могла выговорить ни слова, у нее дыхание сперло от злости и страха. Наконец она отрывисто спросила:
— И герцог не отступит перед скандалом, выставит свое имя на позор, потащив меня на скамью подсудимых?
— Его сиятельство твердо решил отдать сеньору герцогиню во власть закона!
— И этот миллионер, этот богач хочет опять отнять у меня все, что дал мне? — продолжала она.
— Так, по крайней мере, сказал мне сиятельнейший герцог, и, по-видимому, он твердо решил выполнить задуманное. Впрочем, мне кажется, есть одно средство смягчить его сиятельство, сделать так, чтобы он не требовал от сеньоры герцогини возвращения всей полученной ею суммы, а только лишь тех десяти тысяч дуро, которые были обещаны им Оттону Ромеро, но этого сиятельный герцог мне не говорил, я высказываю не более как свое предположение!
— Какое же это средство, любезный Рикардо? Может быть, оно поможет мне отделаться и от уплаты прегонеро десяти тысяч дуро?
— Нет, сеньора герцогиня, они ему обещаны за то, что он подсказал, как можно найти дукечито!
— Ах он каторжник! Так он и это сделал!
— Он сообщил сиятельному герцогу все, что ему было известно!
— Что же он мог сообщить? Он не знает ничего!
— Вероятно, сеньора герцогиня рассказывала ему некоторые подробности, потому что он многое знает!
Герцогиня, не в силах больше сдерживать свою ярость, разразилась громкими ругательствами.
— Попади он мне только, окаянный, узнает он меня! — кричала она, сжимая кулаки. — Проклятый каторжник, кровопийца, предатель! Погоди, ты меня еще узнаешь, не сдобровать тебе!.. Но скажи, Рикардо, о каком средстве ты говорил? Не поможет ли оно мне, по крайней мере, избавиться от возвращения всей суммы? Ведь это разорит меня вконец!
— Я полагаю, что сиятельный герцог смягчится, если только сеньора герцогиня скажет наконец всю правду о дукечито, настоящем дукечито!
— Клянусь всеми святыми, что я готова это сделать, но обещаешь ли ты, что герцог не будет требовать с меня возвращения денег?
— Да, обещаю, но только за исключением десяти тысяч дуро!
— И откажется от процесса? Ты понимаешь, надеюсь, как неприятно иметь дело с судом.
— Я полагаю, что его сиятельство согласится отказаться даже и от этого решения, если только сеньора герцогиня расскажет все!
— Хорошо, Рикардо, я согласна на этот договор! Ты узнаешь все. Я полагаюсь на твое слово, что герцог оставит меня в покое. Прежде ты был честным человеком, Рикардо, и я тебе верю!
— Я обещаю вам это, сеньора герцогиня, и вы действительно можете положиться на мое слово!
— Слушай же, и да накажет меня пресвятая Мадонна, если я погрешу хоть одним словом! Проезжая через Логроньо, я нашла там семейство одного танцовщика которое согласилось усыновить маленького герцога за триста дуро.
— Что это было за семейство, сеньора герцогиня?
— Фамилия этого танцовщика — Арторо, он постоянно жил в Логроньо.
— Эту же фамилию назвал и сеньор Ромеро.
— Семейство состояло из самого сеньора Арторо, его жены, лежавшей тогда при смерти, и маленькой дочери, годовалой девочки по имени Хуанита, это я помню очень хорошо! Они были в крайней нищете, и, несмотря на мою собственную бедность, я из сострадания подарила этой малютке десять золотых сверх трехсот дуро, выданных мною ее отцу. Оставив у них маленького герцога, я уехала из Логроньо.
— Значит, он остался в семействе Арторо?
— Да, Рикардо. Но не более как через год меня отыскал сеньор Арторо и передал мне, что сын мой умер!
— О, пресвятая дева Мария! Вы клялись сказать правду, а между тем, что я слышу! — воскликнул с испугом старый дворецкий.
— Это сущая правда, Рикардо, клянусь Богом, что я говорю вам правду! Танцовщик Арторо сам пришел ко мне с известием, что дукечито умер. Когда ты в первый раз был у меня, сперва я ведь сказала тебе то же самое, и это была правда, но ты не хотел мне верить и, соблазняя деньгами, заставил меня выдумать всю эту историю с Клементо. Теперь же я сказала правду, и это все, что я знаю сама!
— Итак, умер… Действительно умер! О Боже милосердный, какой страшный удар для его сиятельства! Я не решусь передать ему это известие, оно может поразить его смертельно. Живет ли еще в Логроньо этот танцовщик, сеньора герцогиня?
— Этого я не знаю, Рикардо. С тех пор, как он уведомил меня о смерти дукечито, я не имею о нем никаких сведений.
