как приклеенная. Старик отвернулся и пробормотал сквозь зубы:
— Они избили его до полусмерти.
Яанус, потрясенный этим страшным зрелищем, накинул покрывало на тело несчастного мальчика и дрожащим голосом спросил, когда произошло это несчастье.
— Сегодня утром он пришел домой весь исполосованный, — проворчал старик в ответ.
Но за что?
Старик пожал плечами.
— Парнишка говорит, что назвал собаку молодого господина лютым волком, а тот приказал кубьясу отвести его на конюшню и там выпороть. Чему тут удивляться!
Маанус повернул голову и застонал от боли. Глаза его были закрыты, но губы шептали прерывисто:
— Он связал меня… и порол… кнутом… как собаку… Я ничего не сделал… я только… сказал… о-о!.. о-о!..
Сердце Яануса сжалось от сострадания.
— Есть у вас холодная вода? — спросил он старика, который лежал на постели неподвижно, как бревно, и вместо ответа только покачал головой. Яанус встал и осмотрелся кругом. В углу он нашел ведро, взял его и, велев старику поискать льняных тряпок, пошел к колодцу за водой.
Когда он вернулся, старик был уже на ногах и рылся в сундуке, бормоча что-то про себя. Яанус поставил ведро у постели, приподнял мальчику голову и стал шептать ему на ухо ободряющие слова. Мальчик вздохнул, лег ничком и стал терпеливо ждать.
Ну, нашел? — спросил Яанус у старика, который все еще, склонившись над сундуком, перебирал разное тряпье.
Черт побери, я не нахожу тут ни клочка, — пробурчал он.
Яанус сам подошел к сундуку, порылся в нем и нашел, наконец, кусок тонкой льняной материи.
— Будет старуха опять кричать, — прокряхтел старик и снова улегся, подперев рукой щеку. Он молча на блюдал, как Яанус промыл раны Маануса, перевязал их, заботливо помог мальчику приподняться, убрал мокрую солому и подстелил свежую. По лицу Маануса
было видно, что прикосновение к его телу причиняет ему острую боль, но, понимая, что все это делается от доброго сердца, он сжал зубы и со страдальческой улыбкой глядел на Яануса.
— Теперь лежи, пока тебя оставляют в покое, — сказал Яанус, вставая. — Ты крепкий парень и скоро поправишься. Сейчас мне надо идти домой, но если я смогу, я приду вечером и принесу тебе чего- нибудь, чтобы унять боль.
Но ему не удалось выполнить свое обещание. Когда он вышел из избушки, край неба закрывали исси-ня-черные тучи; подгоняемые внезапно поднявшимся ветром, они быстро заволокли весь небосвод. Яанус ускорил шаг, и едва он успел укрыться в лесу, как сверкнула первая молния и загремел первый раскат грома. Яанус пришел домой промокшим до нитки.
Весь день и всю ночь дождь лил как из ведра.
10
В течение трех дней никто из усадьбы Метса не мог попасть ни в замок, ни в деревню. В воскресенье вечером Яанус собрался навестить Маануса. Он шел лесом, пока из-за поредевших деревьев не стали видны поля. Здесь он остановился и вдруг повернул направо, к замку. Почему? Об этом он не стал думать. Он за пять лет ни разу там не был, а сейчас почему-то потянуло.
Когда вдали забелели строения замка, Яанус взял немного в сторону, где зеленел сад, памятный ему с детства. Тут он заметил, что на крыше замка развевается черный флаг. Что бы это значило? Не умер ли кто-нибудь из семьи владельца замка? Легкая дрожь испуга мгновенно пронизала тело Яануса.
Он долго пробирался вдоль стены сада и наконец нашел место, где стена была пониже. Отсюда ему был ясно виден весь замок. Яанус оперся на стену и стал прислушиваться.
Из замка доносился глухой шум.
«Там, должно быть, охотники еще в сборе, — думал Яанус, — еще пируют вовсю. Но этот черный флаг? Что это значит?»
Тут заскрипели железные ворота, ведущие из двора замка в сад, послышался гул голосов.
«Гости идут в сад погулять», — подумал Яанус и сделал несколько шагов в сторону. Теперь густой, высокий кустарник скрывал его от взоров людей, вошедших в сад. Группа молодых господ, громко разговаривая, шла по широкой песчаной дорожке. У всех, по-видимому, в голове шумело, шаг был нетвердый и язык заплетался. Несколько человек поддерживали друг друга под руки.
Послушай, Одо! — сказал один. — У тебя нет ни малейших оснований ныть. В двадцать лет ты уже самостоятельный хозяин… Черт побери, будь я на твоем месте, я и от хрена не проронил бы ни слезинки.
Верно, верно, — подтвердил другой, — я ради такого наследства отправил бы в могилу добрый десяток отцов да еще каждый раз заплатил бы могильщику вдесятеро! Правду говорю.
Тише, тише! — раздался голос Одо. — Не говори так громко, а то твой отец услышит… Смотрите, как он трусливо озирается по сторонам! Вот ты и доказал, что слова твои действительно идут из глубины сердца!
Вся компания рассмеялась.
Черт побери! — уже тише проворчал человек, готовый похоронить десяток отцов. — Разве все идет из глубины сердца? Чего тут смеяться? Не все ведь идет от чистого сердца.
А я вот говорю от чистого сердца, — начал Одо громко, — что я не ныл бы даже в том случае, если бы отец не оставил мне в наследство и хвоста от старой кобылы. Что умерло, то умерло. Я тоже должен буду когда-нибудь умереть, но мне и в голову не приходит
требовать, чтобы меня оплакивали. Я просто еще не опомнился от этого страшного испуга. Видел ли кто-нибудь такую внезапную смерть? У меня на глазах молния ударяет в дерево, конь моего отца взвивается на дыбы, отец падает — и голова у него размозжена
о пень. Все кончено!
Группа скрылась среди деревьев и кустарника, и шум голосов, удаляясь, затих. Яанусу казалось, что он все это слышал во сне. Возможно ли! Добрый старый господин умер — и так неожиданно, так ужасно!
Песок на дорожке снова заскрипел — медленно приближались два человека, мужчина и женщина. Яанус их сразу узнал — это были рыцарь Куно и барышня Эмилия.
Эмилия была в черном платье и, насколько можно было различить в сумерках, очень бледна. Она опиралась на руку молодого рыцаря. Очевидно, она нуждалась в сочувствии, и рыцарь Куно изливался в утешениях, как и надлежит истинному рыцарю.
— Если бы вы знали, уважаемая фрейлейн, — звучал мягкий, ласкающий голос Куно, — как глубоко я разделяю ваше несчастье, вы бы с большим вниманием прислушивались к моим искренним словам. О, если бы вы знали, какая острая боль, подобно уколу кинжала, пронзила мое сердце, когда вы сегодня на похоронах отца с душераздирающим криком упали наземь! Я отдал бы десять лет жизни, если бы этим мог вернуть вашего покойного отца хоть на десять минут в этот грешный мир, чтобы он мог сказать вам, что ему теперь хорошо и что он желает вам жить долго и счастливо до вашей грядущей встречи.
Эмилия ответила печальным, усталым голосом: — Не говорите об этом, рыцарь. Я знаю, вы добрый человек и хотите меня утешить, но ваши усилия напрасны.
Рыцарь умолк. Они тихо прошли мимо, а Яанус еще долго стоял за стеной. Он был глубоко потрясен.
«Какое ужасное несчастье! — говорил он себе. — Эмилия
