Машина направлялась в Норборн.
Поёт Джонни Кэш. Знаменитейший певец. Разливается голос на всю Миссурийскую степь и, может быть, даже переваливает через канзасские рубежи.
В мелкой панике разбежались дождевые капли на ветровом стекле. Мчатся в автомашинах ковбои. Сосредоточенные, загорелые лица под трехведерными шляпами. Громоотводики антенн на машинах подрагивают в такт Кэшовой песне.
Время от времени попадается на дороге плакат. Бравый пехотинец указывает пальцем прямо в меня: «Мы нуждаемся в тебе!» Другой плакат сообщает, что во мне нуждается и морская пехота. А на третьем плакате я оказываюсь необходим уже американским военно-воздушным силам.
Говорят, что счастье — это ощущение нужности. Если так, то миссурийские ковбои, мчащиеся по дороге, просто счастливчики.
Какая-то птица ударилась о радиатор нашей машины и разбилась о 235 лошадиных сил цивилизации. Непосредственно вслед за этим, инцидентом мы въехали в Норборн.
Он оказался небольшим городишком, тихим и мирным, совсем не похожим на место, какое должен был избрать воинственный ветеринар для штаб-квартиры партизанского движения против коммунистических вооруженных сил.
Что там говорить, мы, конечно, не ожидали увидеть в Норборне противотанковые надолбы или патрулей на улицах, но и не были готовы встретить глушайшую тишину пустынного городка, будто покинутого населением перед приходом противника. Понятно было, что напряжённая тишина не была вызвана вторжением русских в эти стратегически важные места. Скорее причиной тому была усталость норборнцев после трудового дня (было часов пять или шесть пополудни), но, так или иначе, город производил впечатление вымершего.
Мы не собирались встречаться с главарем минитменов Депю. К тому времени, мы знали, его уже успели арестовать. Нет, нет, не спешите винить в этом ФБР! Из всех мощнейших организаций, которые предназначены в Америке для борьбы с преступным миром, только одна проявила к минитменам вполне профессиональный интерес — налоговая. Она пыталась выяснить, насколько налоговый взнос минитменов отражает их действительное финансовое состояние. Поэтому не агенты ФБР, а налоговые агенты интересовались торговлей оружием, подпольными складами взрывчатки и числом минитменов. И руководитель минитменов был взят не за обстрел, ООН, а за неуплату налога плюс участие в ограблении банка. Знали мы также, что вскоре после ареста Депю благополучно бежал из тюрьмы и, как говорили, скрывался в Канаде.
Но арест Депю даже без его побега не означал конца фашистского движения минитменов. Продолжает выходить их бюллетень. Время от времени где-то проводятся частные маневры, а глубоко штатские паромщики из Миссисипи не собираются, как видно, снимать военные фуражки, чтобы «в случае чего не перестрелять своих».
Мы знали адрес штаба минитменов и скоро нашли дом ветеринара. Дом как дом, ничем не примечательный, если только не считать плотно занавешенных окон, решеток на окнах первого этажа и, может быть, более массивной, чем в других домах, входной двери.
Мы проехали несколько раз мимо бывшей резиденции Депю, но ничего особенного не заметили. Только один раз дёрнулись занавески в окне второго этажа. В нас никто не стрелял и, по всей вероятности, никто не целился.
На долгий звонок в доме ветеринара никто не отозвался. На энергичный стук — тоже. У Депю, по нашим сведениям, оставались в городе жена и двое взрослых сыновей. Но то ли их не было в тот момент дома, то ли они не захотели откликаться.
В состоянии некоторого разочарования — что же, вот так и уезжать из Норборна несолоно хлебавши? — мы подъехали к бензозаправочной станции.
Ещё для милого моему сердцу мистера Адамса из «Одноэтажной Америки» газолиновая станция была первейшим местом сбора информации. Он и Бекки обычно получали там все необходимые сведения — и о дороге, и о погоде; и о жизни вообще.
Во время путешествий по Америке я убедился, что с бензоколонкой в этом смысле могут сравниться лишь два места: небольшое придорожное кафе и парикмахерская. Но согласитесь, что возможности посещения кафе и парикмахерских все-таки весьма ограничены. Так что газолиновая станция со времен «Одноэтажной Америки» остается вне конкуренции.
На этот раз мне даже не пришлось завязывать разговор. Он завязался сам. Заправщик в синем форменном комбинезоне покосился на нью-йоркский номер нашей машины, затем, протирая лобовое стекло, — на фотоаппаратуру на переднем сиденье и спросил с некоторым, как мне показалось, вызовом:
— Значит, из Нью-Йорка?
— Да.
— Журналист?
— Журналист.
Он открыл капот машины и, обмотав руку тряпкой, начал осторожно откручивать пробку радиатора. Сморщив лицо и отвернув его от возможного горячего радиаторного гейзера, спросил:
— Ну, и как там у вас в Нью-Йорке?
— Да все так как-то, — ответствовал я в стиле, классиков и тут же решил, что пора перехватывать инициативу. — А у вас как?
— А что ж у нас. Мы люди маленькие. Живем тихо, незаметно. Не то что вы там в Нью-Йорке — бурлите.
В его словах слышалась явная ирония, если не в наш адрес, то, во всяком случае, в адрес Нью- Йорка.
— Ну, положим, вы здесь, в Норборне, тоже не главные тихони на земле. Кое-что и мы о вас слышали.
Он отвинтил крышечки на аккумуляторе и проверил уровень электролита. И сейчас, поднеся к гл- азам металлический прут, смотрел на него внимательно, как провизор на мензурку, определяя, сколько в картере масла. И так, глядя на прут, тихо, без нажима сказал:
— Придёт день — и не такое услышите.
Разговор определённо начинал мне нравиться.
— Какой же это день вы имеете в виду?
Вместо ответа он показал глазами на металлический прут:
— Не хватает четверти галона масла. Какое вам залить?
Я сказал. Служитель сходил в домик за консервной банкой масла, всадил в неё металлический носик и сунул его в воронку. Только выполнив все эти служебные функции, вернулся к интересовавшей меня теме разговора:
— Да уж такой день, который нужен.
Я спросил напрямик.
